— Ты не понимаешь, Федя, — голос Агаты дрожал, но она старалась держаться. — Она не просто отдыхает там, она живёт. Как у себя.
— Ну и пусть живёт, — устало ответил он, снимая пиджак. — Ей там спокойно, сердце перестало шалить. Что тебе жалко?
— Мне жалко себя, — тихо сказала Агата, — и дом жалко. Он перестал быть моим.
Федя замер. Впервые он услышал в её голосе усталость, как будто кто-то выжёг всё тепло. Но промолчал.
С тех пор Агата больше туда не ездила. Неделями дом жил своей чужой жизнью — с Валентиной Петровной, её сестрой Людмилой, соседками, которые стали захаживать «на чай». Иногда Федя туда наведывался, и возвращался странным — пахнущим костром, усталым, рассеянным.
— Мама хорошо устроилась, — говорил он. — Сад ухожен, всё сияет. Ты бы гордилась.
Она не отвечала. Потому что знала: в этом сиянии — не её руки.
Однажды, просматривая банковские уведомления, Агата заметила странный перевод. — «Счёт за коммунальные услуги — дом в посёлке «Лесной» — получатель: Валентина Петровна Г.»
Она перечитала дважды. Её имя там не значилось. Дом уже записывали на другое имя.
На следующее утро она поехала туда. Без предупреждения. Без звонка. Дорога была знакомой, но какой-то иной — будто лес насторожился, а деревья смотрели вслед.
Когда Агата подъехала к воротам, её встретил новый замок. Она постучала. Из дома вышла Людмила, в халате, с сигаретой в руке.
— А, это ты, — сказала она, стряхивая пепел. — Агата, да?
— Где Валентина Петровна?
— На рынке. А тебе чего?
— Мне нужно попасть в дом.
— Дорогуша, — хмыкнула Людмила, — с документами теперь всё иначе. Валентина сказала, вы с Федей решили оформить всё на неё. Чтобы не бегать с бумажками.
— Вот так. Всё честно.
Агата почувствовала, как ноги предательски подгибаются. Она достала телефон, позвонила Феде.
— Что значит, дом оформлен на твою мать?!
— Агата, не кричи, — голос Феди дрожал. — Это временно. Мама взяла кредит, хотела помочь с ремонтом, банк потребовал залог…
— Не начинай… я потом всё объясню.
— Потом — когда? Когда она продаст его?!
В трубке щёлкнуло. Он повесил.
Агата стояла у ворот и чувствовала, как воздух густеет, становится вязким. Людмила, словно кошка, наблюдала за ней, затушив окурок о калитку.
— Ты зря приехала, девочка, — сказала она. — Валентина сказала, что тебе нельзя. Тебе покой нужен.
— Мне — покой? — Агата усмехнулась. — А вы, значит, устроились тут как у Христа за пазухой.
— Нет. Вы — захватчицы.
Людмила прищурилась, но не ответила.
Агата села в машину и поехала обратно. Она не плакала. Просто внутри всё как будто замёрзло.
Через неделю ей позвонил сосед — старик с дрожащим голосом.
— Девушка, я вот не знаю, говорить ли… но у вас в доме беда. Там люди чужие ходят, мебель выносят.
Она помчалась туда. На этот раз ворота были настежь. Внутри — грузовик, мужчины выносят коробки. На веранде стояла Валентина Петровна в меховой накидке и с папкой бумаг.
— Что здесь происходит?! — Агата выбежала из машины.
— Продаю, — спокойно сказала та. — У нас долги, Агаточка. Банк требует. Дом всё равно большой, тебе не нужен.
— Это МОЙ дом! — крикнула она.
— Был, — ровно ответила Валентина Петровна. — Пока ты не решила, что семья — это бумажка.
— Вы сошли с ума! — Агата шагнула вперёд, но кто-то удержал её за руку. Сосед.
