— Ну твоё-то твоё, — протянула свекровь, а глаза блеснули, — но вы же семья. Всё должно быть общее. Разве нет?
Тимур кашлянул неловко, отодвинул кружку. Полина заметила, как он старается не смотреть ей в глаза.
— Мам, — сказал он мягко, — давай не будем.
— А чего «не будем»? — свекровь оживилась. — Я мать, я должна думать о будущем своих сыновей. А ты, Полина, не обижайся, но слишком держишься за это наследство. Уютное гнёздышко, конечно, но нельзя быть эгоисткой.
— Эгоисткой? — у Полины в груди зажглось. — Простите, но я двадцать лет с этой квартирой, я за неё отвечаю. И я никому её отдавать не собираюсь.
— Никто и не говорит «отдавать», — улыбнулась Надежда Павловна, но улыбка была холодная. — Просто нужно по-семейному решать. У Андрюши нет жилья, вы могли бы подумать о нём.
— Мам! — повысил голос Тимур. — Ну ты чего? Полина права.
— Ой, ну конечно, жена сказала, и ты уже под каблуком, — вскинулась свекровь, хлопнув ладонью по столу. — Я тебя другой воспитывала, Тимурчик! Ты меня всегда слушался. А теперь…
Полина замерла, глядя на эту сцену. У неё сжались кулаки под столом, ногти впились в ладонь. Её квартира. Её жизнь. И вот эта женщина, вечно с упрёками, лезет в её территорию.
— Надежда Павловна, — тихо, но твёрдо сказала она. — Давайте сразу договоримся: квартира — моя. Это не обсуждается.
Тишина повисла. Только чайник потрескивал.
Свекровь наклонилась вперёд, сложила руки, посмотрела пристально: — Посмотрим ещё, милая. Всё в жизни меняется.
И эта фраза прозвучала так, что у Полины внутри похолодело.
Она не подала виду. Поднялась, собрала тарелки. Сердце билось, как сумасшедшее. В ушах звенело. В этот момент она поняла: это не просто «разговоры за чаем». Тут что-то серьёзнее.
Через полчаса свекровь ушла, оставив после себя запах дорогих духов и тяжёлый осадок. Полина выдохнула, прислонилась к стене.
— Тимур, ты слышал? — спросила она резко.
— Ну, Полин… — замялся он. — Она просто волнуется за Андрюху. У него реально тяжёлая ситуация.
— Тяжёлая? А я тут при чём? Это моя квартира! Ты вообще головой думаешь?
Тимур поднял руки, будто сдаётся: — Не начинай, ладно? Я между вами как между молотом и наковальней.
— Отлично, — горько усмехнулась Полина. — Значит, мама рулит, а я так, мебель?
Она ушла в спальню, захлопнув дверь. Но в груди пульсировало одно: свекровь не просто болтает. Она что-то задумала. И лучше бы Полина ошибалась.
После того субботнего визита Полина неделю ходила с тяжестью в груди. Работала, как обычно, приходила домой, готовила ужин, но в голове крутилась одна и та же сцена: свекровь сидит на её кухне и говорит «Посмотрим ещё, милая». Голос у Надежды Павловны был такой уверенный, как будто она уже подписала какие-то бумаги и ждёт, когда Полина сама выйдет на лестничную клетку с чемоданом.
Вечером Полина заметила, что муж зачастил звонить матери. Шепчется, выходит в коридор, прикрывает дверь. На её вопросы отвечает коротко: — Мамка волнуется. Ну чего ты придираешься?
А у самой Полины тревога только крепла.
