— Да чтоб я её сюда пустила?! — голос Ольги звенел так, что ложка в чашке задребезжала. — Да никогда в жизни, Андрей! Понял? Никогда!
Он стоял у двери, в пальто, с пакетом в руке, как будто собирался уйти, но передумал. Смотрел на жену виновато, как школьник, пойманный на обмане. — Оль, не кипятись ты, — выдохнул он. — Мама просто хочет на пару недель пожить. Пока там ремонт доделают.
— Ага, «пару недель», — Ольга усмехнулась, откидывая волосы с лица. — Я таких «временно» уже насмотрелась. Знаю я, как это бывает: придёт со своими кастрюлями, подушкой, и начнётся. Потом попробуй выгони.
— Ну что ты сразу начинаешь? — Андрей подошёл ближе, положил пакет на стол. — Это же моя мать, не чужая какая-то. Ей одной там тяжело. Осень на дворе, темнеет рано, отопление ещё толком не включили, холодно…
Ольга резко обернулась. — Осень — у всех, Андрей. И холодно — всем. Только почему-то у твоей матери — особая категория, а у меня, значит, нервы железные должны быть, да?
Он хотел что-то сказать, но промолчал. Только сжал губы и отвернулся к окну. Снаружи по двору шаркали листья, во дворе кто-то ругался с парковщиками, пахло мокрым асфальтом и дымом — обычный октябрь.
Ольга вздохнула и опёрлась на стол, глядя на мужа: — Андрей, я не против помочь. Съезди к ней, купи обогреватель, лампочку поменяй. Но жить вместе — нет. Это моя квартира, я не отдам покой, который заработала.
Он тихо, почти с досадой: — Всё у тебя — «моя квартира», «моя работа», «мои деньги». А я кто тогда, по-твоему? Приживалка?
Эта фраза больно кольнула. — Ты не приживалка, — сказала она медленнее, чем хотела. — Но ты пришёл в дом, где всё было сделано моими руками. И ты это знал.
Андрей пожал плечами. — Ну да, знал. Только теперь у нас семья, Оль. Всё общее должно быть. И мама — тоже часть этой семьи.
— Общее, значит? — тихо повторила она. — А ты у меня спросил, хочу ли я, чтобы «часть семьи» на кухне командовала и коврики переставляла?
Он с досадой откинулся на спинку стула. — Ты преувеличиваешь. Мама добрая, не обидит.
— Добрая? — Ольга усмехнулась, но без радости. — Когда она в прошлый раз у нас была, сказала, что я «по дому не хозяйка, а квартирантка». Прямо при тебе! И ты что? Улыбнулся и промолчал.
Андрей ничего не ответил. Только сжал кулаки.
Ольга чувствовала — разговор вязнет, как ботинок в сырой земле. — Андрюш, — сказала она уже мягче, — я понимаю, ты сын, хочешь, чтоб маме было хорошо. Но я не обязана жить с ней под одной крышей. Не готова я. И не потому что плохая, а потому что не вынесу этого вечного контроля.
Муж отвёл глаза. — Ладно, — пробормотал. — Не сейчас об этом. Я тогда к ней съезжу, сам всё решу.
Он ушёл, хлопнув дверью. Ольга осталась одна, опустилась на стул. В кухне пахло жареной картошкой, чай остывал. Вроде бы пустяк — просто разговор. А будто ножом резанули по воздуху.
К вечеру, когда за окнами уже стемнело, позвонила Светлана Петровна. — Олечка, здравствуй, милая! — голос нарочито ласковый, будто и не было недавних уколов. — Андрюша заехал, помог мне лампочку вкрутить. Такой молодец! А я вот подумала… может, мне и правда к вам перебраться на время? Всё равно ремонт у меня затянулся, стены сохнут, пыль. А вам-то что — не помешаю. Я аккуратная, посуду мою за собой.
Ольга прижала телефон к уху, сдерживая раздражение. — Светлана Петровна, давайте пока не будем торопиться.
— Олечка, ну что ты, я ж не с улицы. Родная же почти. У вас там две комнаты, я в уголочек, с книжкой. Да и вам помогу — борщику сварю… ой, не борщику, а… щей, щей добрых!
Ольга закрыла глаза. Слышать этот голос стало тяжело. — Давайте потом поговорим, — коротко сказала она. — У меня работа.
Положила трубку и долго сидела в тишине. В голове крутились её слова: «в уголочек, с книжкой». Да, конечно. Сначала — в уголочек, потом — шкаф передвинем, потом занавески «не те». Она знала, как это бывает.
На следующий день Андрей пришёл молчаливый. Ни «привет», ни «как день». Сел, включил телевизор, молчал. — Что, опять у мамы был? — спросила Ольга, не выдержав.
