Свекровь проигнорировала сарказм. — А я вот, кстати, пришла обсудить. Мне предложили на работе взять путёвку в санаторий. Скидка хорошая. Но там надо доплатить тридцать тысяч. — Поздравляю, — сказала Олеся, наливая себе чай. — Надеюсь, у вас найдутся деньги. — Вот и я думаю, что Андрюша поможет.
Олеся замерла с чашкой в руке. — Что? — Ну, как обычно. Я ведь не прошу даром. Потом верну.
Она не выдержала — поставила чашку на стол с таким звоном, что свекровь вздрогнула. — Валентина Сергеевна, я вам скажу прямо. У нас нет лишних денег. Более того, у нас долги. Потому что ваш сын решил, что забота о вас важнее, чем о собственной семье. — Не смей так со мной говорить! — вспыхнула та. — Я мать! — А я жена. И я устала.
В этот момент дверь открылась — Андрей вернулся. Замер на пороге, увидев, как обе стоят напротив друг друга.
— Что тут происходит? — Спроси у своей жены, — вскинулась Валентина Сергеевна. — Она считает, что я у вас живу на шее. — А разве нет? — холодно бросила Олеся.
Андрей шагнул ближе. — Олесь, прекрати. — Нет. Не прекрати. Я молчала полгода. Я закрывала глаза на кредиты, на долги, на твои бесконечные “мама попросила”. Но теперь всё. — Ты просто ненавидишь её, — резко сказал он. — Я ненавижу не её, — перебила Олеся. — Я ненавижу то, что она управляет тобой, а ты даже не замечаешь, как теряешь всё остальное.
“Когда человек выбирает, кому служить, он теряет тех, кто рядом.”
Молчание было долгим. Только часы на стене тиканьем отсчитывали их взаимное отчуждение.
Валентина Сергеевна поднялась. — Знаешь, Андрюша, я пойду. Раз у вашей жены такие нервы, мне тут делать нечего.
Она демонстративно надела пальто и вышла, громко хлопнув дверью.
Андрей обернулся к Олесе. — Ты довольна? — Очень, — ответила она, не мигая. — Наконец-то всё стало на свои места.
Он подошёл вплотную, сдерживая ярость. — Если ты думаешь, что я откажусь от матери, ты ошибаешься. — А если я скажу, что не хочу жить с человеком, который ради матери готов топить собственную семью? — Значит, тебе со мной не по пути.
Олеся кивнула. — Похоже, да.
Он уставился на неё, будто не верил услышанному. Потом резко повернулся и ушёл на кухню, хлопнув дверью.
Следующие дни прошли в тишине. Они жили, словно соседи. Завтракали молча, ужинали порознь. Андрей всё чаще уходил к матери “на пару часов”, возвращался поздно. Олеся не спрашивала, где он был. Ей было всё равно.
Она ходила на работу, по вечерам смотрела в окно, слушала, как капает кран на кухне. Тишина стала привычной, даже успокаивающей. Но внутри зрело что-то неизбежное.
В пятницу вечером он пришёл снова с запахом сигарет и дорогих духов — чужих. — Опять с мамой виделся? — не удержалась она. Он помедлил. — Не совсем. — А, теперь ещё и “не совсем”? Ну-ну. — Не начинай, — нахмурился он. — Я просто встретил коллег, сидели, разговаривали.
Олеся не ответила. Она уже понимала — он врёт. Врал, как дышал, потому что привык оправдываться.
Ночью она лежала, глядя в потолок. Андрей тихо сопел рядом. “Может, я и правда перегнула палку?” — мелькнула мысль. Но тут же всплыло: кредиты, долги, унижения, свекровь с её “Андрюша, купи”, “Андрюша, помоги”. Нет. Не перегнула. Просто дошла до конца.
На следующий день она собрала документы, квитанции, все чеки. Разложила их на столе — ровными стопками, как доказательства. Андрей сидел напротив, потирая лоб.
— Зачем всё это? — Чтобы ты понял. Смотри: вот кредит на сто пятьдесят — ремонт твоей матери. Вот — на телевизор. Вот — на кольцо. Вот — на зубы. Всё это — твои долги. — Я верну. — Когда? У тебя нет даже зарплаты нормальной. Всё уходит к ней.
Он молчал. — Я не могу больше, — сказала Олеся. — Не могу смотреть, как ты разрушаешь себя и меня.
Андрей посмотрел прямо ей в глаза: — Хочешь, я перестану ей помогать? — Нет. Я хочу, чтобы ты сам понял, где твоя семья.
Он опустил голову. И тогда она поняла — не поймёт. Никогда.
Вечером он снова ушёл. Сказал, что “надо кое-что обсудить”. Она не спросила — с кем.
Поздно ночью пришло сообщение: “Я останусь у мамы. Нам надо всё обдумать.”
Олеся положила телефон на стол и долго сидела в темноте. Не плакала. Не злилась. Просто смотрела на экран и понимала, что финал близко.
— Привет, — голос Андрея прозвучал неуверенно, будто он сам не знал, зачем пришёл. — Привет, — спокойно ответила Олеся, не отрываясь от книги. — Ты ведь сказал, что останешься у мамы.
Он стоял в дверях, мнётся, руки в карманах, глаза усталые. Осень почти выцвела: середина октября, дождь мелкий, противный, небо — свинцовое. В подъезде пахло мокрыми куртками и пылью.
— Я подумал… — Андрей замялся. — Может, поговорим? — Поздно, — тихо сказала она, переворачивая страницу.
Пауза. Та самая, когда воздух тяжелее слов.
Он шагнул ближе, сел на край дивана. — Олесь, ну не надо так. Я же не враг тебе. Я просто… хотел как лучше. — Для кого лучше? — спокойно спросила она. — Для мамы? Для соседки Людки, чтобы у неё не было лучше? Или для себя — чтобы чувствовать себя сыном года?
