Андрей промолчал. Только тихо переключил канал.
Лена не выдержала — хлопнула дверцей шкафа, ушла на кухню. Села, уткнулась лицом в ладони. Тишина. Только часы тикали на стене.
Ей было страшно — не за машину. За себя. За то, как легко Андрей переступает через неё, даже не замечая.
Она вспомнила, как он в прошлом году купил диван, не спросив её. Потом холодильник, выбрав самый дешёвый, «чтобы не переплачивать». А она потом месяц жаловалась, что тот шумит как трактор. Всё — без согласия, без вопроса, просто «я решил».
Так было и с отпуском — он внезапно взял путёвку к морю, хотя Лена хотела в горы. Снова «сам решил».
Каждый раз она проглатывала, мирилась, списывала на усталость, на характер, на «мужики такие». А теперь вдруг поняла: нет, это не характер. Это привычка. Он привык, что его слово последнее.
Когда часы пробили половину девятого, послышался сигнал машины во дворе. Андрей выглянул в окно.
— Вот, приехала, — бросил он. — Я спущусь, встречу.
— Я тоже, — холодно ответила Лена.
Марина стояла у машины, жестикулируя. В руках у неё — телефон и какие-то ключи.
— Лен! Привет! — улыбнулась она широко, будто ничего не произошло. — Спасибо тебе огромное, выручила!
Лена не ответила. Обошла машину, пригнулась, осмотрела кузов. В глаза бросилась глубокая царапина на багажнике — свежая, до металла. От неё у Лены подкосились ноги.
— Это что? — спросила она, даже не поднимая головы.
— А, — Марина фыркнула. — Это тумба. Не пролезала. Немного задели, когда грузили.
— Немного? — голос Лены стал ледяным.
— Ну да, — пожала плечами Марина. — Не парься, всё равно сзади, никто не заметит.
Андрей нервно кашлянул, глядя то на одну, то на другую.
— Марин, ну… тут серьёзно. Царапина глубокая.
— Да ладно, — Марина махнула рукой. — Машина же не музейный экспонат. Ездит — и ладно.
Лена выпрямилась. Посмотрела на неё так, что та чуть попятилась.
— Ты испортила мою машину, — произнесла она медленно. — И ты заплатишь за ремонт.
— С ума сошла? — Марина фыркнула. — Я же не нарочно!
— Нарочно или нет — неважно, — отрезала Лена. — Ты повредила чужую вещь.
— Хватит уже! — вмешался Андрей. — Не нужно скандал устраивать во дворе!
— А что мне делать, Андрей? — Лена повернулась к нему. — Стоять и улыбаться? Смотреть, как твоя сестра ржёт мне в лицо?
— Лен, не перед соседями же, ну…
— Да хоть перед всеми! — выкрикнула она. — Пусть все видят, как ты «решаешь» за нас двоих!
Марина стояла с надутыми губами, потом бросила короткое «сама виновата, нечего было жадничать» — и пошла к своей машине.
Лена не выдержала — развернулась и ушла. Андрей молча шёл за ней.
В квартире пахло сыростью и чужим парфюмом — от Марины, наверное, остался шлейф. Лена открыла шкаф, достала чемодан.
Андрей застыл в дверях.
— Подальше. Пока не остыну.
— Глупо — жить с человеком, который не видит во мне человека.
Она молча складывала вещи, он молча смотрел. Потом, будто сдался, опустил руки.
— Я всё исправлю, — сказал тихо. — Я покрашу багажник, заплачу.
— Дело не в багажнике, — ответила Лена, застёгивая молнию. — Дело в тебе.
Он подошёл ближе. — Я понял. Правда понял.
— Поздно, Андрей, — сказала она устало. — Очень поздно.
Она взяла чемодан и пошла к двери. Он догнал, схватил за руку.
Лена замерла. На секунду. И отпустила руку.
— У меня нет цели уходить. У меня есть цель — чтобы ты начал думать.
Она вышла. Дверь захлопнулась.
Такси ехало медленно, фары отражались в мокром асфальте. За окном мелькали вывески ночных аптек, редкие прохожие, остановки, где кто-то стоял под зонтами, прижимаясь к стеклу от ветра. Лена сидела на заднем сиденье, уставившись в свои руки. Капли на окне сливались в потоки, как будто и не дождь вовсе, а всё то, что накопилось внутри неё за эти три года — непонимание, усталость, обиды.
— Куда, девушка? — повторил водитель, оборачиваясь через плечо.
— На Лесную, дом тридцать восемь, — сказала она, чуть запоздало. — К подруге.
