— Логично? — тихо повторила она. — Максим, ты вообще понимаешь, что говоришь?
Он откинулся на стуле, закусил губу.
— Я просто хочу чувствовать, что это наш дом, а не твой.
— Дом наш, — Алена ударила пальцем по столу. — А квартира — моя.
Свекровь хлопнула ладонью по колену.
— Вот! Всё с тобой ясно. Ты держишь моего сына у себя как квартиранта! Ты его не уважаешь!
— Елена Викторовна, — Алена поднялась из-за стола, чувствуя, как дрожат колени, — хватит. Вы пришли в мой дом и требуете долю. Вы вообще слышите себя?
— А я мать! — выкрикнула та, вскакивая следом. — И я за сына горой!
Алена уставилась на Максима. Он молчал. Даже не встал. Только сидел, ковырял ногтем край телефона. И это молчание оказалось хуже любых слов.
— Я поняла, — произнесла Алена наконец. Голос у неё был спокойный, но холодный, как лёд. — Значит, вы оба считаете, что я должна отдать половину квартиры.
— Ну не половину, — пробормотал Максим. — Просто оформить долю. Это же справедливо…
— Справедливо? — перебила она. — Справедливо — это когда муж приходит в семью с чем-то своим. А не с мамой, которая ходит и считает чужие метры.
Тарелка с гречкой полетела в мойку с таким грохотом, что все вздрогнули.
— Всё, разговор окончен, — сказала Алена. — Идите.
Елена Викторовна вспыхнула, открыла рот, но Алена уже стояла у двери кухни, указывая рукой.
Максим встал, не глядя на неё, и пошёл к выходу. Мама зашипела что-то вроде «ещё пожалеешь», но тоже поплелась за ним.
Дверь хлопнула. В квартире стало тихо. Только часы на стене тикали, будто отсчитывали секунды до следующего раунда.
Алена прислонилась к стене и впервые за долгое время позволила себе заплакать. Но слёзы были не о предательстве. О том, что ей придётся воевать за свой дом. А воевать она умела.
Алена думала, что после того вечера всё немного стихнет. Ну поругались, ну хлопнули дверью — бывает. Максим остынет, мама его тоже отойдёт. Утро мудренее, как говорится. Только утро оказалось не мудренее, а злее вечера.
На следующий день, когда она вернулась с работы (ещё в коридоре успела разуться, сумку бросила на тумбочку), её встретил сюрприз: чемодан, здоровенный, с наклейкой «Шереметьево» ещё с позапрошлого отпуска. Стоял посреди зала, раскрытый. А в него аккуратно, по-мужски без всякой эстетики, свалены его футболки, джинсы, пара рубашек и — самое неприятное — её ноутбук.
— Ты что делаешь? — голос у Алены сорвался на хрип.
Максим поднял голову с видом «не отвлекай, я занят».
— Съезжаю, — сказал он буднично, словно сообщил, что идёт в магазин за хлебом.
Алена подошла ближе, заглянула в чемодан и указала пальцем:
— Это что там делает?
