— Так вот, значит, как выглядит наше «совместное будущее», по-твоему? — Голос Анны звенел, как натянутая струна, но не от слёз — от клокочущей злости. — Машину они купили! На деньги, что мы с тобой на свадьбу копили!
— Ань, ну не начинай, пожалуйста, — Кирилл устало провёл рукой по волосам, массируя переносицу. — Всё равно бы эти деньги растворились, как дым. Свадьба — один день, а машина — это вещь!
— Да чтоб тебя… — Анна вскочила, стул с душераздирающим скрипом отшатнулся назад, словно предчувствуя бурю. — Ты хоть представляешь, мои родители полгода пашут, чтобы покрыть расходы? Платье, фотограф, ведущий, музыка – за всё уже заплачено!
— Ну и что? — Кирилл пожал плечами с безучастностью, будто речь шла о забытом пакетике чая. — Потом как-нибудь возместим. Делов-то.
За окном печально моросил октябрьский дождь, размывая очертания мира за мутным стеклом, а в квартире смешались запахи остывшего супа и её любимого шампуня – терпкая смесь домашнего уюта и неумолимо надвигающегося конца.
Анна застыла посреди комнаты в поношенном свитере и потёртых легинсах, её волосы беспорядочно разметались, а глаза – потухли. Ещё час назад она наивно верила в возможность компромисса. Теперь – только тошнота, бездонная усталость и гнетущее чувство, будто её цинично обвели вокруг пальца.
— Кирилл, — с усилием произнесла она, каждое слово – осколок боли, — ты хоть раз в жизни принял решение самостоятельно, без мамы?
— При чём тут мама? — он раздражённо дёрнулся. — Просто так получилось. Отец увидел объявление – Камри, почти новая, муха не сидела, гарантия, как с завода!
— Да плевать мне на твою Камри! — сорвалась Анна, голос охрип от отчаяния. — У нас свадьба на носу! Дата назначена, ресторан должен быть оплачен, гости – предупреждены!
— Ну, подумаешь, перенесём. Что ты, как маленькая, честное слово, — он пренебрежительно усмехнулся, уткнувшись в телефон.
Анна, не раздумывая, выхватила телефон из его рук – тот глухо шлёпнулся на ковёр, экран покрылся предательской паутиной трещин.
— Вот, смотри теперь на эти осколки. Как и на нашу свадьбу, Кирилл. Разлетелась вдребезги.
Он помрачнел, нагнулся, чтобы поднять злосчастный телефон.
— Ну, ты совсем уже, да? — процедил сквозь зубы. — Это истерика, Ань. Бабская истерика в чистом виде.
Её словно окатили ледяной водой. «Бабская истерика» – эти слова ударили больнее оплеухи.
– Значит, всё, что я делала, – это просто «бабская истерика»? Все мои забеги по салонам, выбор платья, бесконечные примерки, переговоры с ведущим, с фотографом, с чертовыми флористами, пока ты отсиживался у мамы на кухне, внимая её рассуждениям о «разумной экономии»?
— Да хватит уже! — Кирилл повысил голос, срываясь на крик. — Хватит орать! Я же сказал, мы просто отложим, поняла? Не конец света!
Анна без сил опустилась на край дивана.
— Нет, Кирилл, это не «отложим». Это конец. Конец всему.
Он нахмурился, но в голосе уже не было прежней уверенности.
— Ань, ну, чего ты. Сядь, поговорим по-нормальному.
— Я сижу, — устало ответила она, — но больше не вижу смысла.
Тишина сгустилась в комнате, как липкий дым. За стеной неистово сверлили, из-за соседской двери доносилось приглушённое бормотание телевизора. На дворе – промозглый октябрь, время серости и безысходности, когда даже солнце, кажется, устало светить.
А ведь когда-то всё было иначе. Всего-то три года назад – целая жизнь, не меньше.
Они познакомились на дне рождения у общей подруги – скромные посиделки, пицца, музыка из телефона, одноразовые стаканчики. Кирилл тогда показался Анне спокойным, даже немного застенчивым. Не балагур, не ловелас – обычный парень, без дешёвых понтов.
Он тогда галантно помог подруге донести тяжёлые пакеты и украдкой попросил у Анны номер телефона. На следующий день – позвонил, пригласил на прогулку. Они гуляли по набережной, ели приторно-сладкое мороженое из бумажных стаканчиков, и Анна впервые за долгое время ощутила робкую надежду: вот, может быть, это – тот самый.
Он работал инженером на заводе, жил с родителями – мол, так выгоднее, пока ипотеку не возьмёт. Она преподавала английский в частной языковой школе, снимала скромную однушку на окраине, мечтала о тихом семейном счастье, о детях, о простом человеческом тепле.
