— Любишь? – в её голосе прозвучала неприкрытая горечь. — И это ты называешь любовью? Когда человек молча наблюдает, как рушатся наши общие планы, все наши мечты?
— Я просто не хотел ссор. Мама сказала, что всё утрясётся.
— Вот именно, что мама сказала. — Анна поднялась и решительно направилась к двери. — Кирилл, ты, может, и хороший парень, но в тебе нет ни капли мужества. Ни грамма.
— Ну, вот, опять началось…
— Всё, оставь ключ и уходи. К маме своей. Ей рассказывай, как у вас там «всё утрясётся».
Он злобно бросил связку ключей на тумбочку и с грохотом захлопнул дверь.
Анна осталась одна. И впервые за долгое время ощутила не страх и отчаяние, а странное, обжигающее душу спокойствие. Словно после долгого
Октябрьское утро дышало сырой тишиной. За окном плескалось серое небо, словно размытая акварель, редкие вороны чернели на проводах, а мокрый асфальт отражал тусклый свет, как мутное зеркало. Анна проснулась с тяжестью в теле, словно после долгого падения в беспамятство, которым завершилась бессонная неделя.
На кухне царил вчерашний беспорядок: остывшая кружка с недопитым чаем, одинокий кусок хлеба на деревянной доске, и ключи Кирилла, забытые на тумбе у двери. Теперь это был просто кусок металла, холодный и ненужный, как и все нити, связывавшие ее с ним.
Телефон вздрагивал от настойчивых сообщений, словно раненная птица, пытающаяся взлететь.
«Ань, не руби с плеча, прошу».
«Я все тебе объясню…».
«Поговори с мамой, она места себе не находит».
Затем – вереница пропущенных звонков от Лидии Сергеевны.
Анна молча пролистывала поток слов, не отвечая, словно отгораживаясь от назойливого роя мух.
К вечеру появилась мама. Как всегда, с тяжелой сумкой: пирожки, контейнеры с едой, пакетики чая.
– Ну что, дочка, держишься? – спросила она, устало снимая пальто.
– Держусь, – кивнула Анна, чувствуя как ком подступает к горлу. – Только в квартире будто все Кириллом пропитано.
– Выветрится, – вздохнула Ирина Павловна, приоткрывая окно. – Все выветривается, Ань. И боль, и люди.
Они сидели на кухне, пили чай, разговаривали вполголоса, стараясь не разбудить рыдающую тишину.
– Мам, ты ведь сразу видела, да? Что ничего не выйдет.
– А я что тебе говорила, – вздохнула мать, глядя в пустоту. – Хороший он, не спорю. Но совсем без стержня. А жизнь – это не одни красивые слова и шампанское с кольцом. Это когда нужно решать, брать и делать. А он… все еще мамин сыночек.
– Мне просто обидно, мам. Я ведь так верила…
– Ничего, дочка, – сказала Ирина Павловна, приобнимая ее за плечи. – Встретишь еще того, кто не будет спрашивать у мамы, какой салат заказать.
Анна попыталась усмехнуться, но улыбка вышла кривой и горькой.
На следующий день позвонил Кирилл.
– Ань, я возле твоего дома. Пожалуйста, дай мне пять минут. Только поговорить. Честно.
Она долго смотрела в окно. И правда, стоял, промокший до нитки, словно побитая собака, с букетом розовых гербер в прозрачном целлофане – цветами каким-то чуждыми и не к месту.
– Я все понял, Ань. Мы можем все вернуть. Машина – это ерунда. Главное ведь – это мы.
– Кирилл, – тихо сказала она, глядя ему прямо в глаза, – главное – это уважение. А его больше нет. Я тебе больше не верю.
– Аня, ну хватит, брось эту гордость! Все ссорятся, в конце концов! Я же не изменял тебе, не бил, не пил!
– Да мне не нужно, чтобы ты меня бил. Ты просто… Не стоишь рядом, когда ты нужен. Ты прячешься за маминой юбкой.
– Так ты теперь против моей семьи? Они тебе что плохого сделали?
– Ничего. Просто не они выходят за меня замуж.
Кирилл молчал, потом выдохнул с раздражением:
– Ну и живи, как знаешь. Потом пожалеешь еще.
– Уже пожалела, – спокойно ответила она, не отводя взгляда,. – Что поверила тебе.
Он резко развернулся и пошел к своей машине – к той самой, из-за которой все и рухнуло. И уехал, даже не оглянувшись.
Анна вернулась в квартиру и впервые позволила себе заплакать по-настоящему. Не от обиды – от накопившейся усталости.
Следующие дни пролетели в работе.
Позвонила фотограф Марина – вернула часть предоплаты. Ведущий Дима сказал с сочувствием в голосе:
– Не переживай, Ань. У всех пар бывает разное. И хорошо, что это случилось сейчас, а не потом.
