Он понимал, что это не просто ссора. Это проверка на прочность. И его жена по какому-то невероятному недоразумению встала на сторону той, кто эту проверку устроила.
Три дня в доме царило тяжелое, невыносимое молчание. Марк и Ирина пересекались на кухне, в ванной, разговаривая только самое необходимое, сухими, короткими фразами. Дети ходили притихшие, чувствуя ледяную стену между родителями. На четвертый день, ближе к вечеру, раздался звонок в дверь.
Ирина, лицо которой за эти дни стало осунувшимся и бледным, бросилась открывать. Марк сидел в гостиной с газетой, но не читал, а просто смотрел в окно.
С порога послышался оживленный, властный голос, который Марк узнал бы из тысячи.
— Ну наконец-то, дочка! Встречай своих мучеников!
В прихожую, ведя за собой волокушу с чемоданом, вплыла Людмила Петровна. За ней, жуя жвачку и уткнувшись в телефон, плелась младшая дочь, студентка Катя, с нарядной сумкой через плечо.
Марк медленно встал. Ирина помогла матери снять пальто.
— Мама, Катя… мы вас не ждали, — проговорила Ирина, и в ее голосе прозвучала неподдельная растерянность.
— А зачем ждать? В семье предупреждают разве что о несчастье, — отмахнулась Людмила Петровна, окидывая прихожую оценивающим взглядом. — Мы на несколько дней, пока у Кати между сессиями окошко. Решили проведать родных. А то вы тут без нас, наверное, скучаете.
Она прошла в гостиную, одарила Марка широкой улыбкой.
— Здравствуй, зять. Не стужаешь?
— Здравствуйте, Людмила Петровна, — ровно ответил Марк. — Катя.
Девушка мычанием в ответ прошла на кухню, видимо, в поисках чего-нибудь съестного.
Вечером за ужином, который Ирина в спешке дополняла, накрывая на четверых, но оказалось пятеро, Людмила Петровна вела себя как полноправная хозяйка.
— Ирочка, ты суп недосолила, — заметила она, с причмокиванием пробуя ложку. — Мужчины любят, когда посолонее. Марк, я права?
— Мне и так нормально, — отозвался он, не глядя на тещу.
— Ну, тебе и лапшу быстрого приготовления нормально, — засмеялась она. — А я дочь учила готовить по-человечески.
Катя, не отрываясь от телефона, протянула свою тарелку сестре.
— Ир, добавь, пожалуйста. И хлеба.
Ирина молча встала и выполнила просьбу. Марк смотрел, как его жена, которая три дня назад грозила ему разводом, теперь словно вернулась в роль послушной дочери, бегающей вокруг матери и сестры.
«Несколько дней» растянулись на неделю. Гости прочно обосновались. Утром, собираясь на работу, Марк заставал на диване в гостиной Катю, которая смотрела сериалы, разбросав вокруг себя одежду и обертки от конфет. Людмила Петровна в это время обычно давала Ирине указания по хозяйству.
— Занавески в гостиной пора бы постирать, доченька, пыль висит.
—А ты не думала эту стену перекрасить? Цвет совсем не модный.
Однажды вечером Марк, вернувшись с работы, не нашел свои тапочки на привычном месте в прихожей.
— А я их убрала, — пояснила Людмила Петровна. — Совсем стоптались, лучше ходи в носках. Выбросила, чтобы место не занимали.
Марк онемел от изумления. Он купил эти тапочки несколько лет назад, они были удобные, разношенные.
— Вы… выбросили? Мои вещи? — тихо спросил он.
— Ну а что такого? — удивленно подняла брови теща. — Мелочь, а не вещь.
В тот вечер, когда дети легли спать, а Катя, как обычно, заняла ванную, Марк зашел на кухню, где Ирина мыла посуду.
— Ира, поговори с ними. Это уже переходит все границы. Они живут здесь, как в отеле, а ты у них — бесплатная горничная.
Ирина, не оборачиваясь, продолжила тереть тарелку.
— Что я могу сделать? Выгонить их? Они же родные.
— Родные так себя не ведут! — повысил голос Марк, но сразу же понизил его, чтобы не услышали дети. — Они сидят на нашей шее! Твоя сестра даже посуду за собой помыть не может! А мать выбросила мои тапочки!
— Не драматизируй, — устало бросила Ирина. — Купишь новые. У тебя всегда все драма.
В эту секунду в кухню вошла Людмила Петровна. Она подошла к холодильнику, взяла банку с солеными огурцами, а потом, проходя мимо стола, передвинула вазу с фруктами на другое место.
— Так лучше, — удовлетворенно сказала она. — Сразу видно, когда в доме хозяйка есть.
Она посмотрела на Марка, и в ее взгляде читалось не просто нахальство, а уверенность в своей полной и безоговорочной победе. Она была здесь хозяйкой. А он — гость. Или так вообще никто.
Марк молча вышел из кухни. Он понял, что это не просто визит. Это оккупация.
Прошло десять дней с момента вторжения. Атмосфера в доме стала густой и липкой, как кисель. Марк чувствовал себя чужаком в собственном жилище. По вечерам он задерживался на работе, лишь бы лишний час не проводить в этой удушающей обстановке, где его место у семейного очага прочно заняли теща с сестрой.
В одну из таких суббот Ирина ушла в магазин за продуктами, прихватив с собой мать. Катя, как обычно, дремала на диване перед телевизором. Дети были у друзей. В квартире наступила редкая, почти звенящая тишина.
Марк решил принять душ. Он прошел в спальню и остановился на пороге ванной комнаты. Из-за двери доносился звук льющейся воды. Ирина, уходя, видимо, забыла выключить кран. Он вздохнул, вошел и потянулся к смесителю.
Именно тогда он увидел его. Мобильный телефон Ирины лежал на крышке стиральной машины, завернутый в полотенце. Видимо, она оставила его здесь, когда убиралась, и забыла. А он, судя по вибрирующему экрану, получал сообщения. Экраны блокировки один за другим сменяли друг друга.
Марк собирался просто отложить его в сторону, как вдруг заметил имя отправителя. Катя.
Сообщение было коротким, но от него похолодела кровь.
«Ну что, он уже сломался?»
Марк замер, уставившись на светящийся экран. Рука сама потянулась к телефону. Он знал пароль — дата рождения Лизы. Дрожащими пальцами он ввел цифры. Сердце колотилось где-то в горле.
Он открыл переписку с сестрой. И поплыл в глазах. Строчки сливались, потом снова проступали, четкие и безжалостные.
Катя (позавчера): Мама говорит, надо давить сильнее. Он упрямый.
Ирина: Я и так поставила ультиматум. Что еще?
Катя: Скажи, что уйдешь к маме. С детьми. Пусть побоится остаться один.
Ирина: Это уже слишком.
Катя: Для нашей цели все средства хороши. Ты же хочешь в Сочи? Мама уже почти выбрала отель.
Марк листал выше, в самое начало конфликта. Его глаза widen от неверия.
Ирина (неделю назад, за день до того злополучного ужина): Он не согласится просто так. Говорит, денег нет.
Катя: А ты не проси. Требуй. Скажи, что подашь на развод.
Ирина: Брось, он же не поверит.
Катя: Поверит! Он же тебя обожает. Сработает на сто процентов. Он не рискнет семьей ради каких-то денег. Главное — не отступать. Не будь тряпкой.
Самое страшное он нашел вчерашнем сообщении.
Ирина: Я не знаю, сколько еще выдержу. Он молчит. Дети как пришибленные. Мне тяжело.
Катя: Держись! Он скоро сдастся. Он же не сможет без детей. Испугается их потерять. Это наш главный козырь.
Марк отшатнулся от экрана, будто его ударило током. Он опустился на краешек ванны. В ушах стоял гул. Комната поплыла.
«Не сможет без детей». «Наш главный козырь».
Значит, все это — спектакль. Тщательно спланированная операция. Его любовь к детям, его страх потерять семью — все это было всего лишь разменной монетой в их глазах. Оружием, которое его же жена направила на него.
