Я закрыла дверь, сбросила каблуки и сразу почувствовала — что-то не так. В квартире пахло чужими духами, тяжелыми и сладкими. Те самые, от которых у меня болела голова.
— Кирилл? — крикнула я, но в ответ тишина.
Прошла в зал и обомлела. На моём диване, том самом, который мы выбирали с мужем полгода, сидела его мать. Людмила Петровна. В моих домашних тапочках.
— О, Алиса, пришла наконец! — сказала она, даже не повернув головы. — Чай будешь? Я как раз вскипятила.
Я стояла, сжимая сумку так, что пальцы побелели.
— Где Кирилл? — спросила я ровным голосом.
— На работе, конечно. Ты же знаешь, какой он трудяга.
Я медленно прошла на кухню. Стол был заставлен её посудой. Мои кружки стояли в шкафу, а на столе красовалась новая, с надписью «Лучшей маме».
В этот момент заскрипела дверь. Вошёл Кирилл.
— Привет, — бросил он, избегая моего взгляда.
— Кирилл. Твоя мать не прописана в этой квартире. Что она тут делает?
Он вздохнул, поставил пакеты с продуктами и наконец посмотрел на меня.
— Мама просто поживёт немного. У неё ремонт.
— Какой ремонт? Она же полгода назад говорила, что всё переделала!
Людмила Петровна вошла на кухню, держа в руках мою любимую кружку.
— Ну, знаешь, Алиса, ремонт — дело такое. То одно, то другое. Да и сыночку я соскучилась.
Я посмотрела на Кирилла.
— Ты серьёзно? Ты даже не спросил меня?
— Я думал, ты не против… — пробормотал он.
— Не против? — голос мой дрогнул. — Это наша квартира! Наша! Ты вообще понимаешь, что теперь…
— Что теперь? — перебила свекровь. — Я что, не человек? Не имею права у своего сына пожить?
Я резко развернулась и вышла в коридор. Кирилл пошёл за мной.
— Ал, ну не кипятись. Это же ненадолго.
— Ненадолго? — прошептала я. — Ты уже прописал её, да?
— Ты… ты вообще понимаешь, что теперь она имеет право тут жить? Что выписать её будет почти невозможно?
— Мама так не сделает, — неуверенно сказал он.
Я зашла в спальню и захлопнула дверь. В голове крутилась только одна мысль:
«Она теперь здесь хозяйка».
Я не спала всю ночь. Кирилл храпел рядом, а я ворочалась, прислушиваясь к каждому шороху из гостиной. В пять утра не выдержала — тихонько вышла из спальни.
На кухне горел свет. Людмила Петровна сидела за столом в моем халате и что-то писала в блокноте.
— Доброе утро, невестка, — улыбнулась она, будто ничего не произошло. — Кофе будешь? Я уже сварила.
Я молча открыла шкаф — мои чашки стояли на верхней полке, а на нижней красовался новый сервиз в цветочек.
— Где мои вещи? — спросила я, сжимая ручку шкафа.
— Ой, да они такие старые уже… Я купила новые, современные. Твой халат тоже пора менять — видишь, какие катышки.
Я резко развернулась и пошла в ванную. На полочке вместо моих дорогих кремов стояли банки с надписью «Для зрелой кожи». Зубные щетки были сдвинуты — теперь посередине красовалась новая, розовая.
Когда я вернулась на кухню, свекровь разговаривала по телефону:
— Да, да, устроилась уже прекрасно. Квартира хорошая, хоть и тесноватая. Ну, молодежь сейчас не умеет выбирать…
Кирилл появился на пороге, потягиваясь.
— Мам, что ты там затеяла? — спросил он, целуя мать в щеку.
— Да вот сестре рассказываю, как у тебя хорошо. Она хочет в гости приехать на недельку.
Я застыла с чашкой в руках.
— Какая еще сестра? — вырвалось у меня.
— Тетя Галя, — равнодушно ответил Кирилл. — Ты же ее знаешь.
— В нашей однушке? Где она будет спать? На балконе?
Людмила Петровна фыркнула:
— Ну и что, что однушка? В советское время в коммуналках по десять человек жили! А ты со своими амбициями…
Я вышла из кухни, чувствуя, как дрожат руки. В прихожей заметилa открытую сумку свекрови — оттуда торчали папки с документами. Любопытство взяло верх.
Аккуратно отодвинув полотенце, я увидела то, от чего похолодела — заявление о регистрации по месту жительства. Уже подписанное Кириллом. Дата стояла… недельной давности.
В этот момент за спиной раздался кашель. Людмила Петровна стояла в дверях, держа мой халат.
— Ищешь что-то, дочка? — сладким голосом спросила она. — А я вот твой халатик постирать хотела. Ты же не против?
Я молча прошла мимо нее в спальню, сжимая в кулаке фото подписанного заявления, которое успела сделать на телефон. Кирилл лежал на кровати и листал ленту в телефоне.
— Ты знаешь, что твоя мать хочет прописаться здесь? — тихо спросила я.
— Ну… она же ненадолго…
— НАДОЛГО, Кирилл! — прошипела я, показывая ему фото. — Ты подписал документы неделю назад! Ты обманул меня!
Он растерянно моргал:
— Она сказала, что это формальность… что без прописки ей пенсию не оформят…
Я села на кровать, чувствуя, как комок подкатывает к горлу. Людмила Петровна уже не просто гостья. Она теперь полноправная жительница моей квартиры. И судя по всему, не собирается уходить.
Тишина в спальне давила, как тяжёлое одеяло. Кирилл сидел на краю кровати, сгорбившись, и упрямо смотрел в пол. Я стояла у окна, сжимая телефон так, что пальцы немели.
— Ты вообще понимаешь, что теперь она имеет право на часть квартиры? — голос мой дрожал, но я держалась.
— Не драматизируй, — пробормотал он. — Это просто прописка.
— Просто прописка? — я засмеялась, но смех вышел горьким. — Через три года она сможет подать в суд и отсудить долю! Ты хоть законы читал?
Он поднял на меня глаза — в них не было ни раскаяния, ни даже понимания. Только раздражение.
— Мама не станет так делать.
— Ага, конечно. Она же святая, — я резко провела рукой по лицу. — Почему ты не сказал мне? Почему подписал заявление за моей спиной?
Кирилл встал, с силой засунул руки в карманы.
— А что ты сделала бы, если б я сказал? Правильно — начала бы истерить.
— Истерить? — я сделала шаг к нему. — Это МОЯ квартира, Кирилл! Я её покупала до брака, на свои деньги!
— Наши деньги, — поправил он. — Я же тоже вкладывался в ремонт.
Я замерла. В голове пронеслось: «Так вот оно что…»
— Ты… ты с ней это обсуждал? — медленно спросила я.
Он отвернулся — и этим всё сказал.
В коридоре зашаркали шаги. Людмила Петровна кашлянула за дверью, явно давая понять, что подслушивает.
— Ты договорился с мамой, да? Прописать её, чтобы потом делить мою же квартиру?
— Не выдумывай ерунду! — он резко повернулся ко мне. — Просто маме негде жить! Её выселяют из общежития, а ты тут со своими правами…
— Выселяют? — я засмеялась. — Она живёт в той же «хрущёвке» уже двадцать лет! Что за бред?
Дверь приоткрылась. В проёме возникла Людмила Петровна с подносом.
— Детки, я вам чайку принесла, — сладким голосом сказала она. — Вы тут так громко… всё хорошо?
— Всё прекрасно, мам, — Кирилл тут же изменился в лице, взял поднос.
Я смотрела, как он ставит чашки на тумбочку, как его мать гладит его по плечу. И вдруг поняла:
Он уже выбрал сторону.
— Кирилл, — тихо сказала я. — Если она не выпишется до конца недели, я подаю в суд.
Людмила Петровна фыркнула:
— Ой, напугала! Да кто тебе позволит, глупышка? Мой сын — собственник, он прописал меня на законных основаниях!
