Она посмотрела на сына:
— Андрюша, ты что скажешь?
Андрей сидел, сжав пальцы так, что костяшки побелели. Он долго молчал.
А потом сказал очень тихо:
— Мама… давай правда пока остановимся на правилах.
Света даже не вздохнула — не позволила себе облегчения. У неё ещё не было победы.
Галина Петровна медленно встала. Долго молчала. Потом сказала:
— Я поняла. Тоном, который значил: нет, не поняла, и я ещё вернусь к этому.
И ушла в комнату, закрыв дверь.
Андрей откинулся на спинку дивана:
— Свет… я… Он впервые выглядел виноватым по-настоящему. Не раздражённым. Не уставшим. А именно виноватым.
Света смотрела на него долго. И сказала:
— Я люблю тебя. Но я не буду жить так, чтобы меня в моём доме не было. И если ты не готов иногда быть на моей стороне — мы не вытянем.
Андрей закрыл глаза. И кивнул.
Не «ладно, давай не ругаться». Не «сейчас не время». А понял.
Света впервые за долгое время почувствовала — воздух есть.
Следующие дни были странными. Свекровь ходила тихо. Очень тихо. Но взгляд у неё был острый, как нож.
Она перестала переставлять вещи, но в доме стало холодно — не физически, а в разговорах. Ответы короткие. Паузы долгие. Никаких «чайку?» — только сухое «тарелка там».
Света понимала: это не конец. Это только пауза перед новой попыткой взять контроль. Но теперь у неё был не только голос — у неё была позиция.
И Андрей — которого она теперь смотрела внимательно. Он держался. Иногда ломался — но возвращался. Это было видно.
Один вечер стал переломным.
Они втроём сидели за столом. Свекровь молча ела. Андрей смотрел в тарелку. Света — спокойно, не напирая — спросила:
— Мам, когда ремонт заканчивается?
Вопрос был сказан мягко. Без вызова.
Свекровь подняла глаза. Помолчала. И впервые за всё время сказала честно, без игры:
— Тогда давайте я помогу вам перевезти вещи. Чтобы без спешки. И спокойно.
Галина Петровна смотрела на неё долго. И в её глазах мелькнуло что-то очень человеческое — усталость. Может быть — страх. Может быть — признание, что Света не собирается выгонять её в холод, а просто защищает свою жизнь.
— Давай, — сказала она тихо. — Поможем.
Андрей поднял глаза. Впервые за долгое время — тёплые.
Перевозили вещи действительно втроём. В машине было неловко, но без яда. В квартире свекрови пахло старой мебелью, пылью и какими-то цветами на подоконнике — и Света вдруг очень ясно увидела: да, ей там действительно было одиноко.
Но одинокие люди не должны жить чужой жизнью. Они должны строить свою.
Когда они вернулись домой, Андрей подошёл к Свете на кухне. Сел рядом.
— Спасибо, — тихо сказал он. — Правда.
Света посмотрела на него. И впервые за долгое время почувствовала — можно дышать.
Она не стала говорить «всё будет хорошо». Потому что никто не знает, что будет.
— Нам надо учиться говорить. Вместе. До того, как станет поздно.
И это было лучше любых клятв.
Ночью Света лежала в своей кровати и наконец ощущала дом — снова домом.
Не идеальным. Не сказочным. А живым. Настоящим. С конфликтами, ошибками, уязвимостями.
И с тем фактом, что она не сдалась.
Она не дала себя вытеснить. Не сказала «ладно, пусть будет как вам удобно». Она выбрала себя — и при этом не разрушила всё.
И это было сильнее победы.
