— Ты постоянно говоришь, что тебе тяжело. Но полную стиральную машину ты запускаешь каждый день, готовишь кастрюли еды на полквартиры и ходишь в магазин три раза в день. Как-то очень бодро для человека, которому так «тяжело».
Галина Петровна нахмурилась:
— То есть ты хочешь сказать, что я здесь лишняя. Прямо так и хочешь сказать?
Света замолчала. Она уже поняла: в этой квартире слова значат меньше, чем действия. И сейчас каждое её слово будет использовано против неё.
Андрей медленно поднялся:
— Свет, давай без наездов. Ты сама же видела — в её квартире реально шум и грязь сейчас. Ну куда ей?
— Временно — да, — Света кивнула. — Но прошло уже четыре недели. И за эти четыре недели ты ни разу не сказал «ма, давай подумаем, как решить». Ты сказал — «пусть живёт». Всё. Решение принято без меня.
Андрей открыл рот — и закрыл. Потому что это была правда.
Света говорила дальше. Тихо. Чётко. Отмеряя каждое слово:
— А я в этот момент перестала быть человеком в собственном доме. Я стала… гостем. Или препятствием.
Галина Петровна тут же резко поставила кружку на стол — звук ударил по кухне.
— Слышали?! Препятствием я для неё стала! Да ты неблагодарная просто! Я сына растила, пока ты по подружкам шлялась, а теперь тебе мешает, что я в комнате посижу и чай попью?!
Света закрыла глаза. Потому что знала — это манипуляция. Старая, проверенная, отточенная.
— Андрюша, — резко повернулась свекровь к сыну, — скажи ей! Скажи ей, что так нельзя разговаривать с матерью!
Андрей вдохнул. Долго. Как будто собирался с силами.
— Свет… ну правда. Не надо так жёстко.
И этим коротким предложением он ударил сильнее, чем если бы заорал.
Света посмотрела на него. Медленно. Тяжело.
Она не кричала. И Галина Петровна даже чуть напряглась — видимо, ожидала вспышку, а получила ледяную ровность.
Света подошла к раковине. Поставила туда кружку. Повернулась, вытерла руки полотенцем.
— Если вы решили жить вдвоём — живите. Но я не собираюсь быть третьей.
— О чём ты сейчас? Что ты начинаешь опять?
— Я не начинаю, — Света кивнула. — Я заканчиваю.
Она вышла в коридор, быстро натянула пуховик, накинула шарф, схватила сумку. Ветер в коридор из щелей двери свистнул так, будто уже ждал этого момента.
Галина Петровна вскрикнула:
— Светочка, ну куда же ты сейчас? Куда в такую погоду?!
Света повернулась. И вот тут — впервые за весь разговор — улыбнулась. Спокойно. Холодно.
— На воздух. Он мне нужен. А вам — пространство. Вот и получите.
Света вышла на улицу, вдохнула промозглый ноябрьский воздух и сразу почувствовала — внутри у неё всё сжато, как пружина. Хотелось кричать, ругаться, бить стены — но она просто стояла возле подъезда, пока снег превращался на её капюшоне в мокрые пятна.
Телефон завибрировал. Андрей.
Света посмотрела на экран и убрала телефон обратно.
Говорить она будет позже. Но говорить иначе.
Она не пошла к Лене. Не пошла куда-то «переждать». Она просто пошла. Долго, пока ноги сами не привели её на автобусную остановку, а потом — в торговый центр, где было тепло и громко и никто не знал, что у неё внутри рушится жизнь.
В кафе она сидела над остывшим кофе и смотрела, как люди смеются, спорят, оправляют шапки, несут пакеты. У каждого — своя жизнь. Своя рутина. Своя боль.
