И вдруг она поняла: ей не столько обидно, что свекровь поселилась в квартире. Ей обидно, что Андрей даже не попытался её услышать.
Он просто выбрал сторону. Не вслух — но выбрал.
И это было хуже любых слов.
Вернулась она только вечером. Но не чтобы мириться.
Она открыла дверь тихо. Никто не встретил — на кухне было тихо. Только в комнате слышался приглушённый звук телевизора.
Свекровь, завёрнутая в плед, смотрела сериал и ела конфеты.
Андрей сидел рядом. В телефоне. Как будто так и должно быть.
— О, вернулась, — Галина Петровна даже не обернулась. — Ужин на плите. Мы не дожидались.
Света сняла куртку, поставила сумку и пошла на кухню. Там её ударило в нос — запах укропа, жареной рыбы и варёных макарон. Тот самый запах, который не покидал её детскую столовую в школе. От которого её мутило.
Её кухня. Её плита. Её дом.
Света молча выключила газ.
Потом открыла духовку — свекровь что-то там тоже приготовила — и начала вынимать противень за противнем, кастрюлю за кастрюлей. Всё тяжёлое, всё громоздкое, всё чужое. Вытаскивала и ставила на стол, даже не глядя.
Из комнаты донёсся голос свекрови:
— Светочка, а чего ты там шаришь? Оставь, завтра разогреем…
Света не ответила. Она просто взяла один противень — и поставила на подоконник, рядом с ведром для мусора. Прямо в холод. Чтобы вымерзло. Потом второй.
На третьем Андрей появился в дверях:
— Ты что делаешь? — он хмуро смотрел, как она передвигает миски.
— Возвращаю кухню себе, — спокойно сказала Света. — Завтра вы с мамой решите, куда это всё увезти.
Галина Петровна вошла следом:
— Ты совсем с ума сошла?! Это еда! Это я готовила! Для нас всех!
— Для «нас всех» ты готовишь, когда спрашиваешь, нужно ли. Ты же даже не подумала спросить, что я хочу. Ты просто решила, что теперь кухня — твоя.
Свекровь всплеснула руками:
— Да я ради вас старалась! Чтобы тебе легче было! Ты неблагодарная…
— Я благодарная. Когда просят помочь. Но ты не помогаешь. Ты поселяешься. И выдавливаешь меня отсюда. Шаг за шагом. По чуть-чуть. Так, что ты даже не замечаешь, как это пахнет — не заботой, а контролем.
— Свет, давай только спокойно…
— Я спокойно, — она смотрела ему прямо в глаза. — Просто тебе неприятно слышать то, что ты давно знаешь. Ты не хочешь конфликтов. Ты хочешь, чтобы всё само рассосалось. И чтобы мне пришлось молчать, потому что так удобно.
Света вытерла руки полотенцем, сложила его ровно, как всегда, и сказала:
— Мы будем говорить нормально. Троём.
Они перешли в комнату. Андрей сел на край дивана, свекровь — рядом, Света — в кресло напротив.
— Я не против помогать. Я не против семьи. Я против того, чтобы меня в моём собственном доме превращали в лишнего человека.
Свекровь хотела ответить — но Света подняла ладонь:
— Либо мы устанавливаем правила, которые соблюдают все. Либо вы съезжаете. Оба. Я не играю в подвешенные состояния.
Андрей опустил голову:
Света удивилась: он впервые спросил, а не отмахнулся.
Она говорила уверенно, спокойно. Каждое слово — на место:
Тишина. Такая, что слышно, как в батареях булькает вода.
— Нет, — Света посмотрела прямо. — Это нормальные условия совместной жизни. Или вы хотите, чтобы всё было по-вашему, а я просто терпела?
Галина Петровна раскрыла рот — и закрыла. Потому что сказать «да» — звучало бы прямым признанием.
