В её мире было странностью — сказать: «Мне неприятно».
В её мире было странностью — поставить условие.
Ирина выпрямилась, будто физически держала удар.
— Завтра в пять, кафе напротив торгового центра. Приходи.
— Какая таинственная! Ну ладно. Но, Ир, я тебя прошу: только без твоих драм. Мы просто хотим на дачу. Ты же сама разрешала. Мы никому зла не делаем.
Последняя фраза резанула, как холод от металлической ручки зимой.
Только не делаем зла.
Вот это «только» — и было злом.
Ночь была тяжёлой. Ирина вертелась, вставала попить воды, снова ложилась. Сергей спал спокойно, но пару раз просыпался и обнимал её, будто чувствовал, насколько она напряжена.
К утру голова ныла, под глазами появились тёмные круги. Но хуже всего был внутренний дискомфорт — смесь страха, стыда и злости, которые всё равно приходилось держать под контролем.
Утром она поехала в центр заранее — ходила кругами по площади, пока ждала назначенного часа. Мороз был слабый, но воздух кусался, щёки розовели почти моментально. Люди ходили с пакетами, кто-то выбирал подарки, кто-то торопился домой после работы. Жизнь текла, как обычно, а внутри Ирины всё стояло на месте.
В без десяти пять она зашла в кафе. Села у окна. Заказала чай. Взгляд всё время прыгал к двери.
Она придёт. Конечно придёт. И зайдёт, и сразу начнёт, как всегда.
Света влетела, будто ветер втолкнул. В пуховике с мехом, с идеальной укладкой, с выражением лица «я обижена, но ещё держусь ради приличия».
— Ир, ну серьёзно! — сказала она, даже не снимая перчаток. — Что за подход? Я думала, у тебя что-то случилось. А ты вот так просто тянешь время? У Антона планы! У меня дела!
Ирина подняла взгляд. И впервые за долгое время сказала спокойно:
Сестра на секунду застыла — удивилась тону. Но всё же села. Фыркнула. Сняла перчатки и бросила их на стол.
— Говори уже, — требовательно произнесла она. — Что за срочность такая?
Ирина сцепила пальцы.
Мир вокруг будто замедлился. Чай остывал. Люди вокруг разговаривали. На улице проезжали машины. А внутри неё что-то наконец встало на место.
Она выдохнула и сказала:
— Свет, вы с Антоном больше не можете приезжать на дачу, как раньше. Я так больше не хочу. И не буду.
Света моргнула. Несколько раз. Потом резко подалась вперёд:
— Это… что сейчас было? Шутка?
— Ир, ты в своём уме?! — голос сестры поднялся на октаву. — Ты сейчас что сказала?!
Ирина встретила её взгляд ровно.
— Ровно то, что сказала.
Света медленно начала снимать шарф. Движения стали резкими, злые, обидчивыми. Она склонилась ближе:
— Ах вот как, — прошипела она. — Значит, всё. Наконец-то решила меня выставить. Пока дача была старой, тебе было нормально, что мы приезжали. Тут ты отремонтировала — и всё? Считаешь себя лучше всех?
Ирина не отвела глаза.
— Свет, пожалуйста, давай спокойно. Я не выгоняю тебя из своей жизни…
— Но из дома — выгоняешь! — перебила сестра. — Ир, да ты что делаешь? Ты вообще понимаешь, чем это обернётся?
— Понимаю, — тихо сказала Ирина. — И на этот раз я сделала выбор.
Света смешно округлила рот, словно ей наступили на каблук.
— Какой ещё выбор? Ты меня наказать решила, что ли? За что?
Ирина отодвинула чашку, чтобы не задеть её рукой. И сказала честно, без попытки смягчить:
— За то, что ты относилась к моему дому так, будто он твой. За то, что мне приходилось убирать за вами. И за то, что ты ни разу не извинилась нормально.
Света захлопала глазами.
— Это… всё из-за мелочей? Из-за какой-то посуды? Ир… Господи, посуда — это ерунда!
Ирина едва заметно вздрогнула.
Но голос не сорвался.
— Это была не ерунда. И если бы ты хоть попыталась понять… было бы иначе.
Света нахмурилась, потянулась за сумкой, будто собиралась резко встать.
— Ир, вот правда, — начала она, — я тебя не узнаю. Ты стала жёсткой, закрытой. Ты сама себе проблемы придумываешь!
— Свет, — начала Ирина совсем иначе, чем прежде: не умоляюще, не оправдываясь, а спокойно и твёрдо, — ты всегда говорила, что я преувеличиваю. Что «делаю из мухи слона». Что «тебе просто тяжело, вот ты и нервничаешь». И я терпела. Молчала. Потому что боялась обидеть тебя. Но сейчас — хватит.
