— Ты офигела, что ли?! — почти крикнул Сергей, захлопнув за собой дверь кухни. — «Ты опять ей ответила, что подумала? Да сколько можно тянуть? Она же на шею сядет, ты сама это видишь!»
Ирина даже не обернулась. Она стояла у раковины, медленно крутила в руках чашку и делала вид, будто внимательно изучает золотистый ободок. Хотя на самом деле внутри всё уже клокотало. Как всегда — от его раздражения, от собственных сомнений, от Светиных бесконечных капризов.
— Серёж, я тебя умоляю… сейчас не начинай, — тихо сказала она, но голос предательски дрогнул.
— Не начинать? — он засмеялся коротко и зло. — Она только что написала тебе: «Мы в субботу приедем. Ты же не против?» Это даже не вопрос, если ты не заметила. Это заявление. Как будто они хозяева, а мы тут сторожа.
Ирина поставила чашку, чуть сильнее, чем надо. Тонкий фарфор глухо щёлкнул о столешницу. Она глубоко вдохнула и сжала пальцы.
— Я знаю, — выдавила она. — Просто… ну ты же понимаешь, она опять включит эту свою игру. «Ира, ну что тебе сложно? Ну мы же семья…» И так далее.
— Вот именно что понимаю, — отрезал Сергей. — И понимаю, что если ты ей снова поддашься, она будет здесь жить. Серьёзно. Поселится. Притащит туда своего Антона со всеми его собутыльниками, детей… и всё. Нам места не останется.
— Ты преувеличиваешь, — попыталась возразить Ирина.
Но сама не верила своим словам. Не просто не верила — ей было стыдно, что она пытается хоть как-то оправдать Свету. Сестру, которая годами пользовалась её мягкостью. Сестру, которая всегда понимала только одно — выгоду.
Сергей шагнул ближе, положил ладони на стол, наклонился к ней:
— Ира, она же даже не спросила. Она поставила перед фактом. Ну сколько лет это уже длится? Два? Три? И чем дальше, тем наглее.
Она молчала. Потому что это была правда. Грустная, липкая, неприятная — но правда.
Света решала за неё. Всегда. С детства.
Ирина помнила очень чётко: им было восемь и двенадцать соответственно. Света всегда что-то требовала. Меньше сестре — то платье, то игрушку, то внимание мамы. Ирина уступала. Тогда казалось — ну это же мелочи, пустяки. «Пусть, она старшая», — говорили взрослые.
Это «пусть» въелось в неё так глубоко, что она и в тридцать семь продолжала жить по этому алгоритму.
Но теперь ситуация другая. Теперь речь шла о доме. О месте, куда она вкладывалась всеми силами. И куда Света умудрялась приезжать, как в гостиницу, кидая вещи, разбрасывая пакеты, включая музыку погромче, чем надо… а потом уезжала, оставляя после себя бардак.
Ирина сделала шаг назад, будто ей было тесно на кухне.
— Я… я думаю, что надо встретиться и нормально поговорить, — сказала она, с трудом подбирая слова. — Не по телефону. Лично. Чтобы без криков.
— Ты серьёзно? Ты хочешь ещё одну сцену на публике? Она ж не стесняется ни людей, ни места. Ей бы только голос громче поднять.
— Но иначе никак, — вздохнула Ирина. — Если я ей просто напишу «не приезжай», она устроит такой скандал, что мама ещё месяц мне мозги будет выносить. Про то, что я «отдалилась» и «стала холодной». Знаешь же.
Сергей отвернулся, посмотрел в окно. На улице уже стемнело, фонарь во дворе давал мягкий оранжевый свет. Снежная крошка, хрустящая, ещё не настоящая зима — всё пахло декабрём, ожиданием праздников. И одновременно — тяжёлым разговором, от которого не убежишь.
— Ладно, — вздохнул он. — Делай, как считаешь нужным. Но скажи ей всё. До конца. Не мямли. Не оправдывайся. Ты же не виновата в том, что она привыкла жить на халяву.
Ирина слышала его, но в голове всё равно крутилась одна фраза:
«Мы в субботу приедем».
Не «подойдёт ли вам».
Света позвонила через полчаса. Причём не просто позвонила — звонила, пока Ирина наконец не взяла трубку.
— Ну и что это значит? — без приветствия набросилась сестра. — Почему ты не ответила? Мы же планируем выходные! Ты можешь хоть раз реагировать нормально?
Ирина закрыла глаза. Она заранее знала, что разговор будет именно таким.
— Свет, нам надо поговорить лично, — сказала она тихо, но твёрдо. — Давай встретимся завтра в центре. Я выберу место. Лучше так.
— А что не так сказать? — тон Светы стал резким. — Ты опять что-то придумала? Что за тайны? Опять будешь обижаться молча? Ир, я устала от этих твоих странностей.
