— Знаете что? — голос Марины звенел от сдерживаемых эмоций. — Вы правы. Хватит. Хватит мне терпеть ваши унижения, ваш контроль, ваши мерзкие инсинуации. Я ухожу.
Валентина Петровна удивлённо подняла брови, но тут же расплылась в довольной улыбке.
— Вот и правильно. Наконец-то ты поняла, что здесь лишняя. Андрюша расстроится, конечно, но я его утешу. Найдём ему жену получше. Из хорошей семьи, воспитанную…
— Я ухожу вместе с Андреем, — отрезала Марина.
Улыбка сползла с лица свекрови.
— Что? Да ты с ума сошла! Андрюша никуда не пойдёт! Это его дом!
— Это ваш дом, Валентина Петровна. А у Андрея должен быть свой дом. С женой. Без мамы, которая лезет в его семейную жизнь.
Свекровь побагровела.
— Да как ты смеешь! Я его мать! Я его растила, воспитывала! Я всю жизнь ему посвятила! А ты кто такая? Пришла на всё готовое и ещё права качаешь!
— Я его жена, — твёрдо сказала Марина. — И если он выберет остаться с вами — что ж, это будет его выбор. Но я больше не собираюсь жить в доме, где меня унижают, где роются в моих вещах, где обвиняют в измене только за то, что я ношу красивое бельё для мужа!
Она развернулась и вышла из кухни, оставив свекровь стоять с открытым ртом. В спальне Марина достала чемодан и начала складывать вещи. Руки дрожали, но она заставила себя действовать методично. Бельё, платья, косметика… Вещей оказалось не так много — за три года она почти ничего себе не покупала, все деньги шли в общий бюджет, которым распоряжалась свекровь.
Хлопнула входная дверь. Андрей пришёл раньше обычного. Марина услышала, как Валентина Петровна бросилась к сыну с причитаниями. Её голос то повышался до истерических нот, то падал до трагического шёпота. Марина не разбирала слов, но суть была ясна — свекровь выставляла её монстром, а себя жертвой.
Через несколько минут дверь спальни распахнулась. Андрей стоял на пороге, лицо растерянное и одновременно сердитое.
— Марина, что происходит? Мама в слезах, говорит, ты ей нахамила и собираешься уходить?
Марина выпрямилась и посмотрела мужу в глаза.
— Твоя мама назвала меня гулящей. Сказала подруге по телефону, что я, возможно, изменяю тебе. И это после того, как она в очередной раз без разрешения рылась в наших вещах.
— Марин, ну что ты преувеличиваешь…
— Я не преувеличиваю! — её голос сорвался. — Андрей, открой глаза! Твоя мать превратила мою жизнь в ад! Она контролирует каждый мой шаг, унижает при любой возможности, настраивает тебя против меня!
— Это неправда! Мама заботится о нас!
— О тебе, Андрей. Она заботится о тебе. А я для неё — враг, который отнял у неё сына. И ты это прекрасно видишь, просто не хочешь признавать!
Андрей покачал головой.
— Марина, ты dramatизируешь. Да, мама бывает резковата, но она не со зла. Просто привыкла, что в доме всё по её правилам. Потерпи ещё немного, мы же копим на квартиру…
— Мы копим уже три года, — устало сказала Марина. — И за эти три года на счету почти ничего не прибавилось. Потому что твоя мама постоянно берёт деньги то на лечение, то на ремонт, то ещё на что-то. Андрей, она никогда не отпустит тебя. И ты это знаешь.
В комнате повисла тишина. Андрей смотрел на жену, и в его глазах боролись разные чувства. Марина видела там и любовь, и страх, и злость, и растерянность. Но больше всего там было чувство вины. Перед мамой.
— Марин… ну нельзя же так. Она моя мать. Она одна меня вырастила. Я не могу её бросить.
— Я не прошу тебя её бросать. Я прошу тебя выбрать — семья или мама. Мы можем снимать квартиру, пусть маленькую, пусть на окраине. Но нашу. Где я буду чувствовать себя дома, а не незваной гостьей.
— Снимать? Но это же выброшенные деньги! Мама права, лучше копить на своё жильё…
Марина захлопнула чемодан. Всё стало ясно.
— Марин, подожди! Не уходи! Давай поговорим спокойно!
Но она уже шла к двери, волоча за собой чемодан. В гостиной её ждала Валентина Петровна. Свекровь сидела на диване, изображая страдание, но в глазах плясали злорадные огоньки.
— Андрюша, — всхлипнула она, — посмотри, до чего мы дожили. Жена от тебя уходит. Я же говорила — не пара она тебе. Слабая, безвольная. При первой трудности сбегает.
Марина остановилась и повернулась к свекрови. И вдруг вся накопленная за годы ярость, вся боль, всё унижение вырвались наружу в одной-единственной фразе.
