— Андрей, дело не в даче. И даже не в твоей маме. Дело в том, что в критический момент ты выбрал не меня. Ты дал ей доверенность на нашу общую собственность. Ты планировал наше будущее без меня. И даже если сейчас ты вернёшь дачу и отправишь мать жить отдельно, что будет в следующий раз? Когда она заболеет или просто попросит о помощи? Ты снова выберешь её?
— Нет! Я выберу тебя!
— Ты так говоришь сейчас. А что будет через год? Через пять лет? Я не могу жить в постоянном страхе, что однажды проснусь и узнаю, что ты снова что-то решил с мамой за моей спиной.
Андрей смотрел на неё с отчаянием. Он понимал, что теряет её, но не знал, как остановить это падение.
— Что мне сделать? Скажи, что мне сделать, чтобы ты вернулась?
Татьяна встала с лавочки. Она смотрела на него сверху вниз — на этого красивого, слабого мужчину, которого всё ещё любила, но больше не могла уважать.
— Научись быть мужем, а не сыном. Но это ты должен сделать для себя, не для меня. А я… я подам на развод. Так будет честнее. Для нас обоих.
Она развернулась и пошла к офису. Андрей не пытался её остановить. Он остался сидеть на лавочке — сломленный, потерянный, осознающий масштаб своей потери.
Развод оформили через три месяца. Это было тихо, без скандалов и дележа имущества. Андрей вернул дачу, как и обещал, и отдал её Татьяне вместе с половиной их общих сбережений. Галина Петровна пыталась вмешаться, грозилась судом, но Андрей впервые в жизни жёстко поставил её на место. Это было его маленькой победой, запоздалой и бессмысленной.
Татьяна сняла небольшую квартиру недалеко от работы. Первые недели были самыми тяжёлыми. Она просыпалась по ночам, инстинктивно тянулась к пустой половине кровати и вспоминала, что она одна. Но постепенно боль притуплялась. Она начала обустраивать новое жильё, купила кота — рыжего хулигана, которого назвала Васькой. По выходным ездила на дачу, ухаживала за яблонями, которые они сажали вместе с Андреем.
Однажды, через полгода после развода, она встретила Андрея в супермаркете. Он был один, с корзиной полуфабрикатов. Они неловко поздоровались, обменялись дежурными фразами. Он рассказал, что живёт один, мать к нему больше не приезжает — обиделась и демонстративно с ним не общается.
— Она считает, что я предал её ради тебя, — грустно усмехнулся он. — А ты ушла, потому что я предал тебя ради неё. Получается, я предал всех и остался ни с чем.
Татьяна ничего не ответила. Не было смысла его утешать или обвинять. Каждый сделал свой выбор и теперь жил с последствиями.
— Как дача? — спросил он. — Яблони прижились?
— Прижились. В следующем году, может, уже яблоки будут.
Они постояли ещё немного, не зная, что сказать. Слишком много было между ними — и хорошего, и плохого, — чтобы просто разойтись, как чужие люди.
— Береги себя, — наконец сказала Татьяна.
Она пошла к кассе, а он остался стоять посреди прохода со своей корзиной печальных холостяцких покупок. Татьяна не оглядывалась. Она знала, что он смотрит ей вслед, но это уже не имело значения.
Весной яблони зацвели. Татьяна приехала на дачу в выходные и замерла от восторга. Деревья, которые они сажали вместе, теперь были усыпаны бело-розовыми цветами. Пчёлы деловито жужжали, собирая нектар. Воздух был наполнен сладким ароматом и обещанием будущего урожая.
Она села на крыльцо с чашкой чая и думала о том, как странно устроена жизнь. Дача, из-за которой разрушилась её семья, теперь стала местом исцеления. Здесь, среди цветущих яблонь, она наконец обрела покой.
Васька вышел из дома и устроился у неё на коленях, мурлыча как маленький трактор. Татьяна погладила его по рыжей спинке и улыбнулась. Да, она потеряла мужа. Потеряла семью, которую пыталась построить. Но она обрела себя. Научилась стоять за свои границы, защищать своё право на уважение.
И глядя на цветущие яблони, она знала — всё будет хорошо.
