Татьяна повернулась к свекрови. В её глазах полыхала такая ярость, что та невольно отодвинулась.
— Мелочь? Вы называете три года нашей жизни мелочью? Мы отказывали себе во всём! Я два года ходила в одном пальто, чтобы накопить на эту дачу! Андрей брал подработки по выходным! И вы просто взяли и продали её, как будто это ваша старая мебель?
— Не смей повышать на меня голос! — Галина Петровна вскочила со стула. — Я мать Андрея! Я имею право заботиться о его будущем! А ты кто такая? Пришла в готовую семью и думаешь, можешь диктовать свои условия? — Я его жена! — выкрикнула Татьяна. — По закону и по совести! И эта дача была нашей общей собственностью!
— Вот именно, что общей, — холодно парировала свекровь. — А значит, Андрей имел право ею распоряжаться. И он доверил это право мне, своей матери, а не какой-то…
— Мама! — Андрей наконец подал голос. — Хватит!
Но было поздно. Слово, которое свекровь не произнесла, повисло в воздухе. Какой-то чужачке. Какой-то никому не нужной девчонке, которая посмела претендовать на её сына.
Татьяна выпрямилась. Вся боль, вся обида вдруг сменились ледяным спокойствием. Она посмотрела на мужа, потом на его мать, и в этом взгляде было что-то окончательное.
— Значит, вы уже всё решили. Без меня. Что ж, тогда и я приму решение без вас.
Она развернулась и пошла в спальню. Андрей бросился за ней, но она захлопнула дверь у него перед носом и повернула замок.
— Таня! Таня, открой! Давай поговорим!
Она не отвечала. Она подошла к шкафу и достала большую спортивную сумку. Та самая сумка, с которой они ездили на дачу. На их дачу, которой больше не существовало.
Руки не дрожали. Внутри была только холодная, выжигающая всё пустота. Она складывала вещи механически — бельё, джинсы, свитера. В соседней комнате Андрей продолжал уговаривать её открыть дверь, но его голос звучал словно из другого мира.
В ящике комода лежали документы. Свидетельство о браке, её паспорт, трудовая книжка. И конверт. Толстый конверт, в котором лежали деньги — её личная заначка, о которой не знал даже Андрей. Она откладывала понемногу с каждой зарплаты, говоря себе, что это на чёрный день. Видимо, этот день настал.
Когда она открыла дверь, Андрей чуть не упал внутрь. Он увидел сумку в её руке и побледнел ещё сильнее.
— Ты что, серьёзно? Уходишь? Из-за дачи?
Она посмотрела на него долгим взглядом. На этого красивого, слабого мужчину, которого она когда-то любила. Которого, возможно, всё ещё любила, но любовь эта была отравлена предательством.
— Не из-за дачи, Андрей. Из-за того, что ты выбрал не меня. Ты выбрал мать. И я это уважаю. Но жить с этим выбором я не буду.
Галина Петровна стояла в коридоре, скрестив руки на груди. Вид у неё был торжествующий, хотя она пыталась это скрыть.
— Вот и правильно, — сказала она. — Если не можешь жить в семье, где уважают старших, то и не нужно. Андрюша найдёт себе жену получше. Такую, которая будет ценить семейные традиции.
Татьяна остановилась напротив неё. Они смотрели друг другу в глаза — невестка и свекровь, две женщины, которые никогда не смогут понять друг друга.
— Знаете, Галина Петровна, вы правы. Андрей найдёт себе другую жену. И вы будете жить с ними. Контролировать каждый их шаг, решать за них, распоряжаться их деньгами. И однажды эта новая жена тоже соберёт сумку и уйдёт. И так будет продолжаться, пока Андрей не останется один. С вами. Навсегда. Это же то, чего вы хотите, правда? Чтобы сын принадлежал только вам.
Свекровь открыла рот, чтобы ответить, но Татьяна уже шла к двери. Андрей попытался её удержать, схватил за руку.
— Таня, не уходи! Мы всё решим! Я… я верну дачу!
Она мягко высвободилась из его хватки.
— Нет, Андрей. Дачу ты не вернёшь. И доверие тоже. Некоторые вещи, когда они сломаны, уже не починить.
