— А ты не видишь очевидного! Или не хочешь видеть. Скажи честно, ты уже согласился?
Молчание было красноречивее любых слов. Марина почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Пять лет жизни. Пять лет веры в то, что они — команда, что они вместе строят будущее.
— Я ещё ничего не подписывал, — пробормотал он. — Но мама ждёт ответа. Она записалась к нотариусу на завтра.
— На завтра? — Марина не верила своим ушам. — И ты молчал? Сколько ты знаешь об этом?
— Неделю, — признался он, опустив голову.
Неделю. Семь дней он знал и молчал. Семь дней она готовила ему ужины, гладила рубашки, засыпала рядом, не подозревая, что он уже принял решение за них обоих.
— Послушай, — Павел попытался говорить убедительно. — Это же временно. Потом, когда мама успокоится, мы можем переоформить. Сделать общую собственность.
— Временно? — Марина покачала головой. — Нет, Паша. Твоя мать никогда не успокоится. Она будет контролировать эту квартиру, а через неё — нашу жизнь. Захочет проверить, как мы живём — у неё будет повод. Не понравится, как я веду хозяйство — начнёт угрожать, что выгонит. Ведь квартира-то твоя, а значит, фактически её.
— Ты преувеличиваешь. Мама не такая.
— Твоя мама именно такая! Просто ты этого не видишь. Или не хочешь видеть. Помнишь, как она месяц названивала, когда мы купили диван без её одобрения? А историю с отпуском? Мы хотели поехать на море, а она устроила истерику, что мы транжирим деньги. И ты отменил поездку!
— Это было разумное решение. Мы сэкономили деньги.
— Мы сэкономили деньги, чтобы твоя мама могла решить, достойна ли я жить в подаренной квартире! Какая ирония!
Борщ на плите начал подгорать, распространяя по квартире запах горелого. Марина не двинулась с места. Пусть горит. Какая разница?
— Знаешь что? — продолжила она. — Давай начистоту. Твоя мать всегда считала, что ты достоин лучшего. Что я тебя недостойна. Простая девушка из обычной семьи, без связей, без наследства. И вот теперь она нашла способ это подчеркнуть. Официально. Документально.
— Это именно так! И ты это знаешь. Просто тебе удобнее делать вид, что всё в порядке. Удобнее не спорить с мамой. Проще предать меня, чем противостоять ей.
Слово «предать» повисло в воздухе. Павел вздрогнул, словно она ударила его.
— Я никого не предаю! Я пытаюсь обеспечить нас жильём!
— Нет, ты пытаешься усидеть на двух стульях. И мамочке угодить, и жену при себе оставить. Только вот что, Павел — так не бывает. Придётся выбирать.
Он молчал, глядя в пол. Марина ждала. Минута тянулась как вечность. Наконец он поднял голову.
— Мама уже всё решила. Документы готовы. Если мы откажемся, она обидится.
— А если мы согласимся, обижусь я. Но моя обида не в счёт, да?
— Не передёргивай. Просто… мама старше. Ей труднее понять современные отношения. Нужно время.
— Время? — Марина устало рассмеялась. — Пять лет мало? Может, десять хватит? Или двадцать? К пенсии она меня признает полноценным человеком?
— Что ты от меня хочешь? — вспылил Павел. — Чтобы я пошёл против матери? Отказался от квартиры? Мы снимаем эту конуру уже пять лет! У нас есть шанс жить в нормальных условиях!
— Я хочу, чтобы ты был моим мужем, а не маминым сынком! Чтобы наша семья была на первом месте, а не прихоти Валентины Петровны!
— А я твоя жена! Или это звание ничего не значит?
Они стояли друг напротив друга, как боксёры на ринге. Пять лет любви, доверия, общих планов рушились на глазах. Марина видела в его глазах борьбу, но исход был предрешён. Она знала его слишком хорошо. Он никогда не пойдёт против матери. Никогда.
— Давай поговорим завтра, — сказал он устало. — На свежую голову. Может, найдём компромисс.
— Какой компромисс, Паша? Квартира или на двоих, или я не участвую в этом спектакле.
— Мама этого не поймёт.
— Тогда объясни ей. Ты же взрослый мужчина, а не десятилетний мальчик.
Но она видела по его лицу — он не станет ничего объяснять. Завтра он пойдёт к нотариусу и подпишет документы. Один. А потом вернётся домой и будет делать вид, что ничего страшного не произошло.
— Я пойду прогуляюсь, — сказал он, направляясь к двери. — Нам обоим нужно остыть.
Марина не стала его останавливать. Она прошла на кухню, выключила плиту. Борщ был безнадёжно испорчен. Как и её вера в их брак.
Павел вернулся через два часа. Марина сидела в гостиной с чашкой остывшего чая. Она уже всё решила.
