Голос свекрови был приторно-сладким, но Марина слышала в нём торжество.
— У Павла есть квартира. У меня её нет.
— Ну что ты, милая! Вы же семья. Какая разница, на кого оформлено? Главное, что есть где жить.
— Если нет разницы, почему не оформили на двоих?
Пауза. Потом голос стал жёстче.
— Марина, давай начистоту. Я отдаю вам квартиру стоимостью в несколько миллионов. Думаю, я имею право решать, как её оформить.
— Конечно, имеете. Как и я имею право не принимать подачки.
— Подачки? Да ты обнаглела! Другая бы на коленях благодарила!
— Другая — может быть. А я — нет.
— Знаешь что? Я всегда говорила Паше, что ты не пара ему. Гордячка, выскочка. Думаешь, если институт закончила, так выше всех?
— Я думаю, что имею право на уважение. На равноправие в собственной семье.
— Равноправие заслуживают! А ты что сделала для моего сына? Детей нет, в доме бардак, готовить толком не умеешь!
— Зато умею зарабатывать и копить на квартиру. Которую ваш сын променял на мамину юбку.
— А как вы смеете унижать меня? Решать за нас, как нам жить?
— Я мать! Я имею право заботиться о сыне!
— А я жена. И имею право на достоинство.
Валентина Петровна что-то ещё кричала в трубку, но Марина уже не слушала. Она положила телефон и начала собирать вещи.
Павел вернулся к вечеру. Сияющий, с папкой документов в руках.
— Всё оформлено! — объявил он с порога. — Можем переезжать хоть завтра!
Он остановился, увидев чемодан в прихожей.
— Ты куда-то собралась?
— Зачем? У нас же теперь есть своя квартира!
— У тебя есть. А у меня — нет.
Только теперь до него начало доходить. Он побледнел.
— Марина, не глупи. Ты же не серьёзно?
— Абсолютно серьёзно.
— Но… мы же муж и жена!
— Были. Пока ты не решил, что мамино одобрение важнее нашего брака.
— Я просто принял квартиру!
— Ты принял её условия. Согласился, что я недостойна быть совладелицей. Что я временный человек в твоей жизни.
— Никто так не думает!
— Твоя мать именно так и думает. И ты с ней согласился.
Марина взяла чемодан. Павел преградил ей дорогу.
— Подожди! Давай поговорим! Мы можем всё исправить!
— Как? Переоформить квартиру?
— Да! Через какое-то время…
— Нет. Твоя мать никогда не согласится. И ты это знаешь.
— Тогда что ты хочешь?
— Я хотела мужа. А получила маменькиного сынка. Извини, это не то, что мне нужно.
Она обошла его, открыла дверь.
— Марина! — крикнул он. — Ты же любишь меня!
Она обернулась на пороге.
— Любила. Но любовь без уважения — это зависимость. А я больше не хочу зависеть от чужих решений.
— Мама была права, — пробормотал он. — Ты гордячка. Из-за глупой гордости рушишь семью.
— Знаешь, в чём ирония? Твоя мать добилась своего. Доказала, что я тебе не пара. Только не так, как думала. Не потому что я недостойна тебя. А потому что ты недостоин меня.
Она вышла, не оглядываясь. За спиной хлопнула дверь.
Через неделю пришли документы из нотариальной конторы. Заявление о разводе. Павел названивал, умолял вернуться. Обещал всё изменить. Но Марина знала — ничего не изменится. Валентина Петровна победила. Получила сына обратно, вместе с квартирой.
А Марина? Марина получила свободу. Свободу от токсичных отношений, от вечного унижения, от необходимости доказывать своё право на уважение.
Через месяц она сняла небольшую студию. Свою. Где никто не диктовал правила, не упрекал, не сравнивал с идеалом. Где она была хозяйкой.
Иногда по вечерам накатывала грусть. Пять лет жизни. Но потом Марина вспоминала тот последний разговор, папку с документами в руках Павла, торжество в голосе Валентины Петровны. И понимала — она сделала правильный выбор.
Лучше жить одной в съёмной студии, чем вдвоём в золотой клетке. Лучше есть доширак в своём доме, чем икру в чужом. Лучше спать на раскладушке с чистой совестью, чем в королевской кровати с сознанием собственного ничтожества.
Павел продолжал звонить. Рассказывал, как одиноко в большой квартире. Как мама каждый день приходит проверять порядок. Как она уже нашла ему «подходящую» невесту — дочку своей подруги.
Марина слушала и молчала. Что тут скажешь? Он получил то, что выбрал. Квартиру. Мамино одобрение. Контроль. Только вот счастья в этом наборе не оказалось.
А счастье? Счастье оказалось в другом. В утренне кофе, выпитом в тишине. В возможности самой решать, что готовить на ужин. В отсутствии оценивающих взглядов и завуалированных упрёков.
В свободе быть собой.
