Раньше эти слова заставили бы Дениса чувствовать вину. Но сейчас он видел в них именно то, что видела Марина — манипуляцию. Грубую, примитивную попытку надавить на жалость.
— Мам, ты не больна. Тебе пятьдесят пять лет. Ты могла бы работать.
Нина Петровна уставилась на сына, как будто он сказал что-то немыслимое.
— Работать? Я? Да я всю жизнь на тебя положила! Здоровье своё!
— Ты работала учительницей до пятидесяти. Ушла на пенсию по выслуге. Не надо делать вид, что ты инвалид.
— Денис! — она вскочила с кресла, отбросив плед. — Как ты смеешь так со мной разговаривать! Это всё она, эта твоя… Она тебя против меня настраивает!
— Нет, мам. Это я сам начинаю понимать. Марина права. Я не могу всю жизнь быть твоим спонсором.
— Спонсором? — Нина Петровна схватилась за грудь. — Сын родной меня спонсором называет! Да я тебя из ничего вырастила! Отец ушёл, когда тебе три года было! Я одна, понимаешь, одна!
— Я благодарен тебе за всё. Правда. Но я не могу больше разрываться между тобой и женой. Те пятьдесят тысяч — последние. Я больше не буду давать деньги без согласия Марины.
Нина Петровна смотрела на него, и в её глазах появились слёзы. Но это были не слёзы обиды или грусти. Это были слёзы гнева.
— Значит, так? Выбрал её? Чужую бабу выбрал, а мать бросаешь?
— Я никого не бросаю. Просто устанавливаю границы.
— Границы! — она всплеснула руками. — Модное словечко! Это она тебя научила, да? Границы с матерью! Да я тебе всю жизнь отдала!
Денис направился к двери. Он знал, что если останется, то снова поддастся. Снова почувствует вину. Снова пообещает помочь.
— Денис! — крикнула мать ему вслед. — Если ты сейчас уйдёшь, можешь не возвращаться! Слышишь? Не нужен мне такой сын!
Он остановился в дверях, но не обернулся.
— Это твой выбор, мам. Я буду звонить, приезжать. Но денег больше не будет. И манипуляции на меня больше не действуют.
Он вышел, аккуратно закрыв за собой дверь. Нина Петровна осталась стоять посреди комнаты. Потом медленно опустилась в кресло и заплакала. Но это были странные слёзы — она плакала и одновременно набирала номер на телефоне.
— Алло, Вера? Это я. Да, случилось… Сын от меня отказался… Да, из-за жены…
Марина сидела в кухне родительского дома и пила чай с мамой. Галина Ивановна молча слушала рассказ дочери, лишь изредка кивая.
— И что теперь? — спросила она, когда Марина закончила.
— Не знаю. Люблю Дениса. Но жить под диктовку его матери больше не могу.
— А он? Готов что-то менять?
Марина пожала плечами.
— Говорит, что готов. Но говорил и раньше. А потом она позвонит, заплачет, и он снова побежит.
В этот момент зазвонил её телефон. Денис.
— Марин, это я. Можно приехать? Поговорить?
Она помолчала, глядя на маму. Та ободряюще кивнула.
Денис приехал через час. Выглядел он уставшим, но решительным. Галина Ивановна тактично удалилась, оставив молодых одних.
— Я был у матери, — начал он без предисловий. — Сказал, что больше денег не будет. Что я не могу разрываться между вами.
Марина смотрела на него внимательно, пытаясь понять, не очередное ли это обещание.
— Плохо. Сказала, чтобы я не возвращался. Что я ей больше не сын.
— Нет. Завтра позвонит, как ни в чём не бывало. Или через неделю. Придумает новый повод для жалости. Но я больше не поддамся.
— Почему я должна тебе верить?
Он достал телефон, открыл банковское приложение.
— Смотри. Я открыл новый счёт. Наш семейный. Доступ будет у нас обоих. Любая трата больше тысячи — только с обоюдного согласия.
Марина взяла телефон, посмотрела на экран. Это был реальный шаг. Не слова, а действие.
— А те пятьдесят тысяч?
— Буду возвращать. Возьму подработку. За три месяца верну всё.
Она смотрела на мужа и видела, что он действительно изменился. Что-то в нём сломалось и одновременно выпрямилось. Как будто он наконец вырос.
