— Подпиши здесь, и здесь, и вот тут внизу, — свекровь протянула мне документы с таким видом, будто речь шла о списке покупок, а не о доверенности на управление наследством в пятнадцать миллионов рублей.
Я замерла с ручкой в руке. В столовой повисла тишина, нарушаемая только тиканьем старых настенных часов. Свекровь улыбалась той самой улыбкой заботливой матери, которую я видела уже сотни раз. Только сейчас, глядя на аккуратно разложенные на столе бумаги, я впервые заметила в этой улыбке что-то хищное.
— Галина Петровна, я не понимаю, зачем это нужно, — осторожно положила я ручку на стол.
— Ах, Марина, милая, — свекровь покачала головой с видом снисходительной учительницы. — Ты же совсем не разбираешься в финансах. А тут такие суммы, такая ответственность! Я просто хочу помочь. У меня опыт, связи в банках. Я всё организую наилучшим образом.
Рядом со мной сидел Антон, мой муж. Он изучал узор на скатерти с таким усердием, словно там был зашифрован секрет вселенной. Его молчание говорило громче любых слов.
Две недели назад умерла моя тётя Вера. Единственная родственница, которая у меня оставалась после смерти родителей. Она жила в Сочи, в огромной квартире с видом на море, копила деньги всю жизнь, отказывая себе во всём. И вот, неожиданно для всех, оставила всё мне. Пятнадцать миллионов рублей и квартиру у моря.
Свекровь узнала о наследстве раньше, чем я успела осознать произошедшее. Словно у неё был личный информатор в нотариальной конторе.
— Антоша тоже считает, что так будет правильно, — добавила Галина Петровна, и её сын кивнул, не поднимая глаз. — Мы же семья. Нужно думать об общем благе.
Общее благо. Эти слова она произносила каждый раз, когда хотела что-то получить. Общим благом было, когда она заселилась к нам на три месяца для «помощи по хозяйству», превратив нашу квартиру в филиал своего дома. Общим благом было, когда она решала, какую мебель нам покупать и где её ставить.
— Мне нужно подумать, — сказала я, вставая из-за стола.
Лицо свекрови на мгновение исказилось, но она быстро взяла себя в руки.
— Конечно, милая. Но не затягивай. Нотариус ждёт только до понедельника.
Я вышла из комнаты, чувствуя на спине её тяжёлый взгляд. В спальне я достала телефон и набрала номер Лены, моей подруги и по совместительству юриста.
— Лен, мне срочно нужна консультация. — Что случилось?
Я рассказала о доверенности, о настойчивости свекрови, о молчании мужа.
— Ни в коем случае не подписывай! — голос Лены стал жёстким. — Это генеральная доверенность. Она сможет распоряжаться всеми деньгами как своими. Продать квартиру, снять всё со счетов. И ты ничего не сможешь сделать.
— Но она же не станет…
— Марина, очнись! Пятнадцать миллионов — это не шутки. Люди и не на такое идут ради таких денег.
После разговора с Леной я долго сидела на кровати, глядя в окно. За стеклом шёл мелкий осенний дождь, размывая контуры домов. Я вспомнила тётю Веру. Как она говорила мне при последней встрече: «Мариночка, я оставляю тебе всё не просто так. Это твоя свобода. Твоя возможность жить так, как ты хочешь. Не дай никому это отнять».
Вечером Антон зашёл в спальню. Сел на край кровати, долго молчал.
— Мам расстроилась, — наконец сказал он.
— Твоя мама хочет управлять моим наследством.
— Антон, это пятнадцать миллионов рублей. Моих рублей.
