«Маринка, — сказала тогда бабушка, — я долго думала. Квартиру перепишу на твою маму. А она потом тебе передаст. Так надёжнее будет.»
«Баб, но зачем? Можешь сразу на меня.»
«Нет, милая. Я твоего Павлика знаю. И мамашу его знаю. Стервятники. Только и ждут, когда я ноги протяну. Если на тебя перепишу — отберут. А у твоей мамы не посмеют.»
Марина тогда пыталась возражать, говорила, что бабушка несправедлива к Павлу. Но в глубине души понимала — бабушка права. И вот сейчас, слыша крики за дверью, она в этом окончательно убедилась.
Быстро оделась — джинсы, футболка, кофта. Посмотрела на себя в зеркало. Лицо бледное, под глазами тени. Последние недели дались тяжело. Постоянное напряжение, необходимость скрывать визиты к нотариусу, встречи с мамой. Глубоко вдохнула и вышла. В спальне к Павлу и его матери присоединился отец — Виктор Семёнович. Он стоял у окна, массивный, молчаливый, с тяжёлым взглядом.
— Папа приехал, — констатировал очевидное Павел. — Мы хотим поговорить с тобой серьёзно.
Марина села на стул у туалетного столика. Они остались стоять — три обвинителя, три судьи.
— Ты должна это исправить, — начал Виктор Семёнович. Голос у него был низкий, командный. Привык, что его слушаются. — Пойдёшь к бабке, объяснишь, что погорячилась. Пусть переоформит на Павла.
Одно слово. Короткое, как выстрел. Виктор Семёнович дёрнулся, словно его ударили.
— То и значит. Я не буду ничего менять. Бабушка приняла решение, я его уважаю.
— Ты его спровоцировала! — взвизгнула Галина Васильевна. — Не ври нам! Старуха сама бы никогда такого не придумала!
— Не смейте так говорить о моей бабушке, — голос Марины стал ледяным. — Она в здравом уме и твёрдой памяти. И прекрасно понимает, что делает.
— Понимает?! — Павел шагнул к жене. — Да она тебя использует! Настраивает против семьи!
— Против какой семьи, Паш? Против той, которая восемь лет ждёт, когда моя бабушка умрёт, чтобы получить её квартиру?
— Как ты смеешь?! — Галина Васильевна снова схватилась за сердце, но на этот раз Марина даже не посмотрела в её сторону.
— Смею. Потому что это правда. Помнишь, Паш, твои слова год назад? Когда бабушка болела? «Если что, квартира наша будет, можно будет продать и бизнес открыть». Помнишь?
— Я не это имел в виду…
— А что ты имел в виду? И твоя мама что имела в виду, когда говорила соседке, что скоро у вас будет квартира в центре? Бабушка ещё жива, а вы уже её хороните и наследство делите!
— Мы просто… планировали будущее, — попытался оправдаться Виктор Семёнович.
— Планировали смерть моей бабушки?
В комнате повисла тишина. Тяжёлая, душная. Марина смотрела на них и видела их насквозь. Все эти годы они терпели её родственников только из-за квартиры. Улыбались бабушке в лицо, привозили дешёвые конфеты на праздники, а за спиной обсуждали, сколько можно выручить за жилплощадь.
— Знаете что? — Марина встала. — Я вам кое-что расскажу. Про то, как моя бабушка решила переписать квартиру.
Она подошла к окну, посмотрела во двор. Там, на лавочке, сидели старушки-соседки. Наверное, обсуждали последние новости. В том числе и её поход к нотариусу.
— Помните март? Бабушка тогда с пневмонией в больнице лежала. Я каждый день к ней ездила. А вы? Павел, ты сколько раз навестил?
— Два раза. За три недели — два раза. И то, один раз — чтобы ключи от квартиры забрать. Типа, полить цветы. А Галина Васильевна? Вы сколько раз были?
Свекровь поджала губы.
— У меня давление было…
— Ага, давление. Которое не мешало вам в это же время на дачу ездить. Бабушка всё видела. Всё понимала. И когда выписалась, сказала мне: «Маринка, я всё решила. Квартира — твоей маме. А то эти гиены меня живьём сожрут».
— Она так не говорила! — выкрикнул Павел.
— Говорила. И ещё много чего говорила. Про то, как ты у неё деньги на бизнес просил. Обещал вернуть с процентами. Пятьсот тысяч. Помнишь? Три года прошло. Где деньги, Паш?
— Бизнес не пошёл, а деньги ушли. И не только бабушкины. Мои тридцать тысяч с кредитки помнишь? На «срочные нужды фирмы». Вернул?
— Марин, ну что ты…
— А помнишь, как твоя мама заняла у моей мамы двести тысяч? На операцию якобы. Которой не было. Это мама потом выяснила — никакой операции Галина Васильевна не делала. Деньги ушли на ремонт дачи.
— Как ты смеешь?! — взвилась свекровь. — Да, я взяла деньги! Но я собиралась вернуть!
— Когда? Прошло два года.
Виктор Семёнович кашлянул.
