Каждое воспоминание было как камень, брошенный в него. Дмитрий понимал, что Марина копила всё это внутри, и теперь плотина прорвалась.
— Я думала, со временем станет легче. Что она примет меня. Что ты научишься защищать нашу семью. Но стало только хуже. Она чувствует, что может делать всё, что захочет. И ты ей это позволяешь.
— Я поговорю с ней, — сказал Дмитрий. — Серьёзно поговорю. Установлю границы.
Марина горько усмехнулась.
— Границы? Дима, она жила в нашей квартире две недели! Спала в нашей постели! Рылась в моих вещах! Какие ещё границы? Она их все уже перешла. И ты ей позволил.
Она встала, прошла в спальню. Дмитрий пошёл за ней. Марина открыла шкаф, достала чемодан.
— Что ты делаешь? — испуганно спросил он.
— Собираю вещи. Поеду к родителям на несколько дней. Мне нужно подумать.
— Марина, пожалуйста, не надо. Давай поговорим.
— О чём говорить? — она бросала вещи в чемодан, не глядя на него. — О том, как твоя мать будет продолжать разрушать нашу жизнь? О том, как ты будешь продолжать делать вид, что ничего не происходит?
— Я же сказал, что поговорю с ней!
— Ты говоришь это уже три года, — Марина застегнула чемодан. — Но ничего не меняется. Знаешь почему? Потому что ты не хочешь ничего менять. Тебе удобно. У тебя есть жена, которая терпит, и мать, которая довольна.
Она прошла мимо него к выходу. У двери остановилась, повернулась.
— У тебя есть выбор, Дима. Либо ты наконец-то становишься мужем, главой семьи, и устанавливаешь правила. Либо продолжаешь быть маминым сынком. Но во втором случае я не вернусь.
Но она уже вышла. Хлопнула дверь. Дмитрий остался стоять посреди прихожей, глядя на закрытую дверь. В квартире было тихо. Та самая тишина, которая бывает после грозы. Он прошёл в гостиную, сел на диван. На журнальном столике лежал телефон Марины — она забыла его в спешке. На экране всё ещё была открыта переписка в домовом чате.
Он начал читать сообщения. Соседи обсуждали его мать. Как она командовала дворником. Как ругалась с почтальоном. Как устроила скандал в лифте, потому что соседка «слишком громко» разговаривала по телефону. Две недели его мать терроризировала весь дом, представляясь хозяйкой квартиры.
Телефон зазвонил. Мать.
— Димочка, сыночек, — заворковала она в трубку. — Как вы отдохнули? Я тут за квартиркой присматривала, порядок навела. Кстати, скажи своей Марине, пусть не покупает такие дорогие кремы. Я нашла прекрасный в аптеке за двести рублей, ничуть не хуже.
— Мама, — перебил её Дмитрий. — Марина ушла.
— Как ушла? Куда ушла?
— К родителям. Из-за того, что ты жила в нашей квартире.
Пауза. Потом возмущённый голос:
— Из-за меня? Да я же помогала! Цветы поливала, порядок поддерживала! Неблагодарная!
— Мама, ты сделала дубликат наших ключей.
— Ничего я не делала! Это клевета! Твоя Марина всегда меня оговаривает!
Дмитрий закрыл глаза. Вот оно. Ложь. Прямая, циничная ложь. Он знал, что мать лжёт. Брелок на ключах был тому доказательством. Но она никогда не признается. Будет стоять на своём до конца.
— Какие ключи? У меня нет никаких ключей! Димочка, что на тебя нашло? Это всё она, настраивает тебя против родной матери!
— Мама, если ты не вернёшь ключи, я поменяю замки. И больше ты не переступишь порог нашего дома.
