— Это всё ты! Ты настроила его против меня!
— Нет, — покачала головой Светлана. — Это вы настроили его против себя. Своей жадностью, манипуляциями, неуважением.
— А я его жена, — твёрдо ответила Светлана. — И в отличие от вас, я люблю его таким, какой он есть, а не пытаюсь переделать под себя.
Валентина Петровна открыла рот, чтобы что-то сказать, но Максим поднял руку:
— Достаточно. Мама, если ты хочешь остаться в моей жизни, тебе придётся принять несколько условий. Первое: ты извиняешься перед Светланой за все оскорбления. Второе: ты прекращаешь любые попытки завладеть наследством. Третье: ты начинаешь уважать нашу семью и наши решения. Иначе я прекращу с тобой любое общение.
— Ты не посмеешь! — прошептала свекровь, но в её голосе уже не было прежней уверенности.
— Посмею, — ответил Максим. — У тебя есть неделя, чтобы подумать.
Он закрыл дверь, оставив мать стоять на лестничной площадке.
Светлана обняла мужа:
— Знаешь, — сказал он, обнимая её в ответ, — я тоже собой горжусь. Впервые в жизни.
Неделя прошла в тишине. Валентина Петровна не звонила, не приходила. Светлана и Максим начали готовиться к поездке в курортный городок, чтобы осмотреть гостиницу.
На восьмой день раздался звонок в дверь. За дверью стояла Валентина Петровна, но это была уже другая женщина. Не грозная фурия, а усталая, постаревшая женщина.
— Можно войти? — тихо спросила она.
Максим посмотрел на жену. Светлана кивнула.
Они сели в гостиной. Валентина Петровна долго молчала, потом заговорила:
— Я… я хочу извиниться. Перед вами обоими. Особенно перед тобой, Светлана. Я вела себя ужасно.
Светлана молчала, ожидая продолжения.
— Когда муж бросил меня с маленьким ребёнком, я поклялась, что буду контролировать свою жизнь. И жизнь сына. Чтобы больше никто не смог нас обидеть, — свекровь вытерла слезу. — Но я перестаралась. Превратилась в то, от чего сама убегала. В тирана.
— Мама… — начал Максим, но она подняла руку.
— Дай мне договорить. Эта неделя… я много думала. Поняла, что могу потерять единственного сына из-за собственной жадности и глупости. Гостиница — это ваше. Я не буду больше претендовать на неё. И… если вы позволите, я хотела бы остаться в вашей жизни. Но уже на ваших условиях.
Светлана и Максим переглянулись.
— Мы подумаем, — сказала Светлана. — Нам нужно время.
Валентина Петровна кивнула:
— Я понимаю. Спасибо, что выслушали.
Она встала и направилась к выходу, но у двери обернулась:
— Светлана, я правда сожалею о том, что сказала про детей. Это было жестоко и несправедливо. Из вас получится прекрасная мать.
Когда за ней закрылась дверь, Светлана расплакалась. Максим обнял её:
— Всё будет хорошо. Мы справимся. Вместе.
Через месяц они переехали в курортный город. Гостиница оказалась маленькой, но уютной, с видом на море. Требовался ремонт, но потенциал был огромный.
Валентина Петровна приехала к ним через полгода. Уже совсем другая — спокойная, даже немного застенчивая. Привезла подарки, предложила помощь с ремонтом. Не настаивала, просто предложила.
— Мы подумаем, — ответила Светлана, но уже без прежней холодности.
Отношения восстанавливались медленно, осторожно. Как срастается сломанная кость — болезненно, но с надеждой на то, что станет крепче.
А ещё через год, когда Светлана сообщила мужу о беременности, первым, кому позвонил счастливый Максим, была его мать. Валентина Петровна плакала в трубку от радости и просила прощения за все те ужасные слова про детей.
— Я буду самой лучшей бабушкой, — обещала она. — Если вы мне позволите.
— Посмотрим, — улыбнулась Светлана, поглаживая округлившийся живот. — Посмотрим.
