Светлана Николаевна с первого дня дала понять, что Марина — неподходящая партия для её драгоценного сына. Недостаточно красивая, недостаточно покладистая, недостаточно богатая. А главное — недостаточно готовая подчиняться. Свекровь привыкла, что все в семье пляшут под её дудку. Муж, забитый годами интеллигент, давно сдался и плыл по течению. Павел, единственный сын, с детства привык, что мама лучше знает, что ему нужно.
А потом появилась Марина. И всё пошло не по плану.
Телефон зазвонил, вырвав её из раздумий. На экране высветилось «Павел». Она долго смотрела на вызов, потом нажала отбой. Сейчас она не готова была с ним разговаривать. Она знала, что он скажет. Те же слова, что говорил всегда: «Мам, ну что ты накручиваешь себя», «Она не со зла, просто характер такой», «Потерпи немного, она привыкнет».
Но Марина больше не хотела терпеть. И дом бабушки Раи стал последней каплей.
Вечером, когда она вернулась в их съёмную квартиру, Павел уже был дома. Он сидел на кухне, уставившись в чашку с остывшим кофе. Услышав, как открывается дверь, он поднял голову. Лицо у него было серым от усталости.
— Мама звонила, — сказал он вместо приветствия.
— Представляю, — Марина прошла на кухню, налила себе воды. — И что она тебе рассказала? Что я обманом выманила дом? Что втёрлась в доверие к бабушке? Что я расчётливая особа, которая вышла за тебя из-за денег?
— Нет, Павел. Давай начистоту. Твоя мать ненавидит меня. Это не секрет. Но раньше она хотя бы притворялась вежливой. А теперь, когда выяснилось, что бабушка оставила дом мне, а не тебе, маски сброшены. И знаешь что? Я даже рада. Потому что устала играть в эти игры.
Павел потёр лицо руками. Ему было тридцать два, но сейчас он выглядел на все сорок.
— Она просто расстроена. Дом большой, стоит дорого. Мама рассчитывала…
— На что рассчитывала твоя мама? — Марина села напротив. — Что бабушка Рая оставит дом тебе, вы его продадите, а деньги она заберёт себе? Так?
Павел молчал, и это молчание было красноречивее любых слов.
— Бабушка оставила дом мне, потому что знала — я его не продам. Это дом её родителей, там прошло её детство. Она хотела, чтобы в нём жили, а не превращали в товар. И да, она оставила его мне, а не тебе. Потому что ты бы не смог противостоять своей матери.
— Это несправедливо, — Павел наконец поднял на неё взгляд. — Я её внук. Родной внук.
— А я — неродная? — в голосе Марины зазвучала горечь. — Вот и ты туда же. Знаешь, Павел, твоя мать хотя бы честна в своей ненависти. А ты? Ты делаешь вид, что любишь меня, но при этом постоянно напоминаешь, что я «не совсем своя». Что моя семья — это не совсем семья. Что моя бабушка — не совсем бабушка.
— Я не это имел в виду…
— А что ты имел в виду? Объясни мне, Павел. Потому что я уже пять лет пытаюсь понять. Пять лет я живу между молотом и наковальней. Твоя мать меня терпеть не может, а ты делаешь вид, что ничего не происходит. «Мама просто переживает», «Мама просто устала», «Мама просто такой человек». А что я? Я не человек? У меня нет чувств?
Она встала, прошлась по кухне, пытаясь успокоиться.
— Знаешь, что сказала мне бабушка перед тем, как составить завещание? Она сказала: «Маришка, я вижу, как ты мучаешься. Вижу, как эта женщина тебя изводит. И вижу, что мой внук не защищает тебя. Дом я оставляю тебе. Чтобы у тебя было место, где ты сможешь быть собой. Где тебя никто не будет унижать».
Павел вздрогнул, как от удара.
— Бабушка так сказала?
— Да. И знаешь что ещё она сказала? Что ты хороший мальчик, но слабый. Что твоя мать сломала тебя ещё в детстве, и ты так и не научился ей противостоять. И что мне нужно либо принять это, либо уйти. Потому что ты не изменишься.
Тишина повисла между ними тяжёлым занавесом. Павел сидел, ссутулившись, и Марина впервые за долгое время почувствовала к нему не злость, а жалость. Он действительно был хорошим человеком. Добрым, умным, заботливым. Но вся его доброта разбивалась о материнский деспотизм, как волны о скалу.
Телефон Павла снова зазвонил. Он посмотрел на экран и поморщился. Мама.
— Возьми, — сказала Марина. — Она не успокоится, пока не выговорится.
Павел нажал на приём и включил громкую связь.
