Грузчики переглянулись, посмотрели на Свету. Та стояла бледная, как полотно, и молчала, сжимая в руке бумагу.
— Мы, это… мы пойдем, наверное, — пробормотал один из них, и они, не дожидаясь ответа, бочком выскользнули за дверь.
В квартире снова стало тихо. Тишина была густой и звенящей.
— Ты… ты пожалеешь об этом, — прошипела Света, приходя в себя.
— Это мы еще посмотрим, кто пожалеет, — ответила Галина Петровна, чувствуя, как по венам разливается ледяное спокойствие. — Кстати, твой фикус я полила. А сервиз пока постоит на столе. У меня нет сил убирать его обратно.
Она развернулась и пошла в свою комнату, оставив Свету одну посреди гостиной с уведомлением в руке. Она закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной. Сердце колотилось как бешеное. Она победила. По крайней мере, в этой битве. Она знала, что война только начинается, но сегодня она отстояла свой дом.
Вечер прошел в напряженном молчании. Света заперлась в спальне и с кем-то яростно шепталась по телефону. Галина Петровна слышала обрывки фраз: «…совсем с ума сошла…», «…какой-то договор…», «…судом угрожает…». Она не выходила из своей комнаты, но и Света не показывалась. Когда вернулся Андрей, в квартире на несколько минут воцарилась тишина, а потом из спальни донесся приглушенный, но яростный спор.
Галина Петровна не могла разобрать слов, но интонации говорили сами за себя. Андрей что-то лепетал, оправдывался. Света наступала, обвиняла. Видимо, его ждало заказное письмо на работе. Или Света уже все ему рассказала.
Около девяти вечера дверь в ее комнату резко открылась. На пороге стоял Андрей. Бледный, со злыми глазами. Таким она его еще никогда не видела.
— Мама, что ты наделала? — спросил он тихо, но в этой тишине было больше угрозы, чем в крике.
— Я? — переспросила Галина Петровна. — Я просто защищаю свой дом. Который ты у меня пытаешься отнять.
— Никто у тебя ничего не отнимает! — он шагнул в комнату. — Мы хотели как лучше! Мы сняли тебе квартиру!
— Без моего ведома и согласия? Спасибо, не надо.
— Ты разрушила нашу семью! — его голос сорвался на крик. — Света собирает вещи! Она уходит от меня из-за тебя!
Галина Петровна молчала. Она смотрела на сына и не узнавала его. Где тот мальчик, которому она читала сказки на ночь? Куда делся тот юноша, который обещал всегда о ней заботиться? Перед ней стоял чужой, злой мужчина.
— И это я виновата? — спросила она наконец. — А не твоя жена, которая решила выставить родную мать своего мужа за дверь?
— Она все делала для нас! Для нашего будущего! А ты… ты всегда была помехой! Всегда лезла не в свое дело!
Он говорил, и с каждым словом в душе Галины Петровны что-то обрывалось. Все обиды, все недомолвки, все проглоченные упреки последних лет вырвались наружу.
— Уходи, — сказала она глухо.
— Уходи из моей комнаты, — повторила она громче, вставая. — И передай своей жене, что завтра я иду к юристу. И мы будем разговаривать в суде. О разделе квартиры.
Андрей смотрел на нее несколько секунд, потом резко развернулся и вышел, хлопнув дверью так, что зазвенели стекла в шкафу. Галина Петровна осталась одна. Сил не было. Она опустилась на кровать. Слезы, которые она сдерживала весь день, наконец хлынули из глаз. Она плакала не от страха или обиды. Она плакала от того, что сегодня окончательно и бесповоротно потеряла сына.
Входная дверь хлопнула еще раз. Громко, окончательно. Она прислушалась. В квартире стало подозрительно тихо. Не было слышно ни шагов, ни голосов. Неужели они ушли? Оба? Она выждала минут десять, потом осторожно выглянула из комнаты.
В коридоре горел свет. На полу, возле входной двери, стоял чемодан Светы. Но самой Светы и Андрея не было. Дверь в их спальню была приоткрыта. Галина Петровна медленно подошла и заглянула внутрь.
На большой двуспальной кровати, лицом вниз, лежал ее сын. Его плечи сотрясались от беззвучных рыданий. А на туалетном столике, среди баночек с кремами и флаконов с духами, лежал небрежно брошенный листок, вырванный из блокнота. Записка.
Галина Петровна вошла в комнату. Она не хотела читать чужие письма, но что-то заставило ее подойти. Крупным, размашистым почерком Светы было написано всего несколько строк: «Я не могу так больше. Выбирай — или она, или я. Даю тебе один день. Если завтра к вечеру ее не будет в этой квартире, ты меня больше никогда не увидишь. И своего ребенка тоже».
Галина Петровна замерла. Последние слова эхом отдавались в голове. «И своего ребенка тоже». Она перевела взгляд на рыдающего сына, потом снова на записку. А потом ее глаза наткнулись на то, что лежало рядом с запиской, почти полностью скрытое флаконом духов. Это был положительный тест на беременность.
Конец 1 части, продолжение уже доступно по ссылке, если вы состоите в нашем клубе читателей.
