— Мама вообще злая. Света на неё всех детей повесила. То в садик отведи, то из садика забери, то пока она на работе с ними посиди. Мама-то сама весь день на ногах на складе, вечером приходит — а тут ещё двое мальчишек носятся. Она на днях Светке высказала, мол, сама решила так жить, сама и выкручивайся. Они поругались.
Вика слушала эти истории с чувством странного облегчения. Не злорадства — просто понимания, что она приняла правильное решение. Что если бы они согласились тогда, сейчас всё это было бы их проблемой.
В начале следующего месяца Вика случайно встретила Веру Павловну у подъезда. Свекровь выходила из машины с тяжёлыми сумками. Вика шла с работы.
Их взгляды встретились. Вика хотела было поздороваться, но Вера Павловна демонстративно отвернулась и пошла к подъезду, даже не кивнув. Вика постояла несколько секунд, глядя ей вслед, потом пожала плечами и пошла дальше.
Дома Сеня готовил ужин — за этот месяц он научился делать несколько простых блюд, стараясь показать Вике, что действительно хочет исправиться.
— Встретила твою мать, — сказала Вика, снимая обувь. — Она даже не поздоровалась.
Сеня замер с половником в руке, потом вздохнул.
— Не надо, — Вика подошла, обняла его со спины. — Честно. Мне не жаль. Я сделала то, что должна была сделать. Защитила наш дом, наши границы, наши планы. Если из-за этого твоя мать на меня обиделась — это её выбор.
— Но мне всё равно грустно, — признался он. — Я хотел, чтобы вы ладили.
— Мы и ладили, пока она не попыталась распоряжаться моей жизнью, — Вика отпустила его и села за стол. — Сеня, есть люди, которые не умеют уважать чужие решения. Которые считают, что их мнение важнее всех остальных. Твоя мать — такой человек. И пока она не поймёт, что была неправа, ничего не изменится.
— А если не поймёт никогда?
— Тогда мы будем жить своей жизнью, — Вика пожала плечами. — Без неё. Это не я разрушила ваши отношения, Сеня. Это она сама выбрала обиду вместо понимания.
Он кивнул, ставя на стол тарелки.
Следующим вечером Кате позвонила.
— Слушай, я тут выяснила кое-что интересное, — в голосе подруги слышалось веселье. — Света действительно записалась на курсы вождения. Но уже бросила. Говорит, что слишком стрессово и вообще она в машине может просто пассажиром ездить.
— То есть машину купила, а водить не умеет? — Вика рассмеялась.
— Ну да. Она хотела нанять водителя, чтобы на море доехать. Посчитала — дорого. Теперь вообще не знает, что с машиной делать. Стоит во дворе, за парковку платить надо.
— Пыталась выставить, но за ту цену, что хочет, никто не берёт. Она же новую купила, пусть и в кредит. А продать пытается почти за ту же цену. Говорит, что проездила всего месяц.
— В кредит? — Вика насторожилась. — Она кредит взяла?
— Ну да. Часть наличными отдала, часть в кредит. Думала, что на Игоревы деньги будет платить. А он теперь только пятнадцать даёт. Вот и мучается.
Вика покачала головой. Значит, Света не просто потратила деньги от квартиры — она ещё и в кредиты влезла, рассчитывая на чужую помощь.
— Кать, а море-то будет?
— Какое море? — Катя фыркнула. — Она сейчас только о том и думает, как кредит платить. Съёмную квартиру снимает, за машину платит, дети в школе — расходы. Говорит, что Вера Павловна помогает, но та уже устала. У неё самой зарплата не космическая.
— В общем, всё как мы и думали.
— Ага. Хотела за ваш счёт пожить, не вышло. Теперь сама расхлёбывает.
Вечером, лёжа в кровати рядом с Сеней, Вика рассказала ему новости. Он слушал молча, потом вздохнул.
— Может, ей правда помочь надо?
— Сеня, — Вика повернулась к нему. — Она взрослый человек. Она приняла решения, которые привели к этим последствиям. Это не наша ответственность.
— Дети получают от отца пятнадцать тысяч алиментов, ходят в школу, их кормят и одевают. Они не голодают, не живут на улице. Просто не поедут на море в дорогой отель. Это не трагедия, Сеня.
Он промолчал, но Вика знала — он переживает. Ему жалко племянников, жалко сестру. Но хотя бы теперь он понимал, что помогать нужно правильно, а не бросаться спасать тех, кто сам создал себе проблемы.
Прошло ещё две недели. Ремонт в квартире подходил к концу. Вика выбрала новые обои для спальни, Сеня собирал мебель. По вечерам они сидели на кухне, планировали, как расставят всё, что купят ещё.
— Хочешь, на выходных куда-нибудь съездим? — предложил Сеня. — Давно никуда не выбирались.
— Давай, — согласилась Вика. — Только недалеко. Может, в область, на природу.
В субботу они поехали за город. Гуляли по лесу, дышали свежим воздухом, разговаривали обо всём и ни о чём. На обратном пути остановились в придорожном кафе.
— Знаешь, — сказал Сеня, размешивая сахар в своей чашке, — я понял одну вещь. Когда мама давила на меня, говорила про Свету, про детей, про то, что надо помогать, я чувствовал себя виноватым. Как будто я плохой сын, плохой брат. Но теперь понимаю — она манипулировала. Она использовала моё чувство вины.
— Да, — Вика кивнула. — Так часто бывает. Особенно с родителями. Они знают, на какие кнопки нажимать.
— А ты не боялась? Когда собирала всех, когда показывала доказательства?
— Боялась, — призналась она. — Боялась, что ты снова встанешь на их сторону. Что останусь одна против всех. Но я понимала, что если не сделаю этого, то потеряю себя. Потеряю своё право на собственную жизнь.
— Спасибо, что не сдалась, — Сеня взял её руку. — Спасибо, что дала мне шанс исправиться.
— Ты его заслужил, — улыбнулась она. — В последний момент, но заслужил.
Они засмеялись, и Вике показалось, что впервые за много недель ей стало по-настоящему легко. Словно тяжёлый груз свалился с плеч.
Вечером воскресенья, когда они вернулись домой, Вике пришло сообщение от Нины Петровны: «Вика, хотела тебя предупредить. Вера Павловна сегодня жаловалась в подъезде, что вы с Арсением бросили семью. Говорила, что вы бездушные люди, что когда вам помощь понадобится, никто не придёт. Я ей сказала, что не она вам судья. Но ты будь готова — она настраивает людей против вас».
Вика показала сообщение Сене.
— И что мы будем делать? — спросил он.
— Ничего, — Вика пожала плечами. — Пусть говорит. Люди, которые нас знают, сами разберутся, кто прав. А остальные — нам не важны.
— Но мне неприятно, что о тебе так говорят.
— Мне тоже, — призналась она. — Но я выбираю своё спокойствие и свою правду вместо чужого одобрения. Даже если это одобрение твоей матери.
Он обнял её, и они так и стояли посреди обновлённой гостиной, среди свежего запаха краски и новой мебели, в квартире, которую отстояли.
— Ты сильная, — тихо сказал Сеня. — Сильнее, чем я думал.
— Не сильная, — Вика покачала головой. — Просто знаю себе цену. И цену тому, что имею.
В тот вечер они открыли бутылку вина, которую Вика купила ещё до всех этих событий, и отметили окончание ремонта. Сидели на новом диване, смотрели в окно на вечерний город и молчали.
Молчание было спокойным. Без тяжести, без напряжения. Просто тишина двух людей, которые знают, что выбрали друг друга и готовы за этот выбор нести ответственность.
— Думаешь, она когда-нибудь простит? — спросил Сеня.
— Не знаю, — честно ответила Вика. — И если честно, мне не очень важно. Я не хотела ссоры, но я и не искала одобрения. Я просто защитила то, что моё.
— И меня, — добавил он.
— И тебя, — согласилась она с улыбкой. — Хотя ты сам чуть было не дал себя в обиду.
Он виноватым жестом развёл руками, и они снова засмеялись.
Жизнь продолжалась. Утром Вика шла на работу в туристическое агентство, Сеня уезжал на телевышку. Вечером они встречались дома, готовили ужин, рассказывали друг другу о прошедшем дне. По выходным ходили гулять, встречались с Катей и Олегом, строили планы на будущее.
Вера Павловна не звонила. Света тоже. Иногда Олег передавал новости — что у Светы проблемы с кредитом, что Вера Павловна устала от внуков, что они иногда ругаются. Но это были новости из чужой жизни, которая больше не касалась Вики напрямую.
Однажды, через два месяца после того памятного разговора, Вика снова встретила Веру Павловну у подъезда. Свекровь стояла у машины, доставала сумки. Увидела Вику и замерла.
Вика подошла ближе, остановилась в паре метров.
— Здравствуйте, Вера Павловна.
Свекровь молча смотрела на неё. Потом отвернулась, захлопнула багажник и пошла к подъезду, не ответив на приветствие.
Вика не побежала за ней. Не стала кричать вслед, не пыталась что-то объяснить. Просто постояла несколько секунд, глядя на закрывающуюся за свекровью дверь, потом развернулась и пошла домой.
Дома её ждал Сеня. Он поставил на стол две чашки и термос, улыбнулся ей.
— Нормально, — она села напротив и приняла чашку. — Встретила твою мать. Она снова прошла мимо, не поздоровавшись.
— А никак, — Вика пожала плечами. — Честно говоря, мне уже всё равно. Я пыталась быть вежливой, поздоровалась. Она не ответила. Это её выбор. Я не собираюсь бегать за ней и умолять о прощении.
— Но она моя мать, — он опустил глаза.
— Я знаю, — Вика накрыла его руку своей. — И если ты хочешь восстановить с ней отношения — я не против. Звони ей, встречайся, общайся. Но меня в это не втягивай. Я сделала то, что считала правильным. И не жалею.
Он кивнул, и они замолчали, отпивая из чашек.
Вечер тянулся спокойно. Никаких звонков, никаких неожиданных визитов. Просто они вдвоём, их дом, их тишина.
Вика подошла к окну, посмотрела на огни города внизу. Где-то там, в одной из квартир, жила Вера Павловна, которая до сих пор считала её виноватой. Где-то там жила Света с детьми, расплачиваясь за свои решения. Но здесь, в этой квартире, на четырнадцатом этаже, была её жизнь. Её пространство. Её выбор.
— О чём думаешь? — подошёл Сеня, обнял сзади.
— О том, что иногда нужно уметь говорить «нет». Даже близким людям. Даже когда они обижаются.
— Ни секунды, — она повернулась к нему. — Я защитила нас. Наш дом, наше будущее, наше право жить так, как мы хотим. И если это значит, что твоя мать на меня обиделась — пусть. Я не могу жить, угождая всем вокруг.
Он поцеловал её в макушку, и они так и стояли у окна, глядя на вечерний город.
Жизнь шла дальше. Без примирения, без сожалений, но со спокойной уверенностью в том, что они приняли правильное решение. Иногда приходится выбирать между миром в семье и собственным достоинством. И Вика выбрала второе.
А это значило — она выбрала себя. И это было правильно.
