С дочерью – долгожданной, единственной – Петр Иванович не виделся несколько лет. И теперь второй год не разговаривает. Заслужила.
А все потому, что в юности невесть от кого забеременела, родила и оставила младенца в роддоме.
Что пережили родители – словами не передать. Полиция, опека, нервы, несмываемый позор. Кате ведь едва 18 исполнилось. О беременности узнали поздно, на пятом месяце, ответа на вопрос «чей ребенок» так и не добились:
– Не знаю и знать не хочу чей он, – говорила будущая мать, – да и какая разница?
Еще до родов семья переехала в другой район. От греха подальше. Лишь бы забыть весь этот кошмар, не натыкаться на осуждающие и сочувствующие взгляды. Дочь притихла, стала ходить на занятия, они уж думали – взялась за ум. Старались ее поддерживать, обещали помогать растить ребенка. А она написала отказ и на сына даже не взглянула.
Внука бабушка и дедушка забрали, оформили опеку. А как по-другому? Кровиночка ведь, родной человек.
Верили – екнет у дочки сердечко. Пусть не сразу, но одумается Катя. Ан нет. Пьянки-гулянки и мечты о красивой жизни перевесили.
Она так и сказала, когда малыша привезли:
– Вам внук нужен? Вот и растите! У меня своя жизнь.
Собрала вещички и уехала, не оставив адреса.
Марина, мама ее, в течение месяца тогда седая совсем стала. Винила себя – не досмотрела, не уберегла. Все хотела разобраться в причинах, понять, где же они оступились, что упустили в воспитании дочери. И не находила ответа.
Катя была выстраданным, долгожданным ребенком. У Марины были проблемы со здоровьем. А когда все получилось, будущая мать почти семь месяцев лежала на сохранении, после родов ей сразу сказали больше не рисковать и о детях не думать.
Конечно, с малышки сдували пылинки. Свет в окошке. В садик не отдали, Марина не работала. В школу до пятого класса водили-забирали, уроки проверяли, что называется от сих до сих – и письменные, и устные.
Отец, хоть и готов был для единственной дочери луну с неба достать, старался сильно не баловать.
И все вроде шло хорошо – лет до 13 Катя росла послушной, маму радовала, папу боготворила. Марина считала, что у них доверительные отношения, знала, как ей казалось, каждый чих своей девочки.
А потом как подменили девочку. Стала закрываться, дерзить. Сначала списывали на переходный возраст, думали – перебесится. Потом решили: во всем виновата дурная компания.
Пытались спасти. Разговаривали, увещевали, ругали, грозили, наказывали, упрашивали… Толку – ноль. Катя вела себя все хуже. Ушла из школы в училище, а там уже пустилась во все тяжкие.
Итог известен.
Когда она уехала, только маленький внук и удержал Марину в рассудке. От Кати вестей не было, единственное, что они знали: дочь в Москве, ее там однажды мельком видела бывшая одноклассница, потом им позвонила.
Мишке было три с половиной года, когда бабушка тяжело заболела – стресс все-таки дал о себе знать. Еще через год остались они с дедом одни.
Петр Иванович работал, несколько лет оставалось до пенсии. Двоюродная сестра Марины, Валентина приехала его поддержать – тяжело же мужчине одному с маленьким ребенком. Думала, что ненадолго, на первое время, потом решила остаться до школы. Сама бездетная и одинокая, она души не чаяла в племяннике, и с удовольствием шуршала по хозяйству. Вжилась, словом, в роль няни и домработницы.
Время летело быстро, Миша пошел в первый класс. И, конечно, дед с внуком «посоветовались и решили» тетю Валю попросить остаться.
В тот день, когда Катя нарисовалась на пороге родительской квартиры, Валентина узнала ее сразу. Впустила, не задумываясь:
– Какими судьбами! Проходи, проходи, мы с Мишкой как раз чай сели пить.
– А вы кто? – удивилась гостья.
– Валентина я, мамы твоей родня из Воронежской области, а Петр Иванович скоро с работы будет, вот-вот ждем.
– А мама где?
– Марины уже пятый год как нет.
– Вот как, не знала. И быстро он утешился? – взгляд гостьи скользнул по Валентине снизу вверх.
– Да что вы! Я по хозяйству только, да с Мишей вот занимаюсь.
Катя пожала плечами, потом кивнула в знак согласия. Выглядела блудная мать хорошо. Стройная, ухоженная, обручальное кольцо на пальце. Разулась, прошла на кухню.
Миша пил чай, на столе стояли румяные пирожки. Внимательно посмотрела на сына, который сидел за столом, и представилась:
– Здравствуй. Меня зовут Катя. А тебя?
Мальчик застыл. Потом, не сводя с нее глаз, медленно откусил пирожок, сделал глоток из кружки. И, когда пауза стала почти невыносимой, отчеканил:
– Михаил Петрович, ваш сын.
Глаза у Кати расширились, зрачки потемнели, уголки губ дрогнули:
– Узнал?
– Так вы мало изменились, – Валентина зашла в кухню с портретом Кати в руках. – Фото ваше у Мишки в комнате с рождения стоит. Он с ним разговаривает. Ой, простите, с вами. Разговаривал. Мама ваша завела такое правило – все время Мише показывала портрет и рассказывала, как сильно вы его хотели, как любите и скучаете без него. Сказки сочиняла про ваши приключения и про то, однажды вы обязательно вернетесь.
– Откуда?
– Из заколдованной страны.
Катя, окаменев, сидела на стуле и смотрела в одну точку. Она, кажется, забыла зачем пришла. Валентина продолжала:
– Когда Мариночка умерла, мы с Петром Иванычем эту сказочную линию продолжили, а Мишка стал потом с портретом разговаривать. До школы, наверное, разговаривал.
– И что, Миша, ты все еще веришь в сказки? – Катя повернулась к сыну.
– Нет, конечно, мне скоро десять лет.
В дверном замке затрещал ключ.
– Дед пришел! – радостно вскочил со стула Мишка и бросился в прихожую.
… Увидев на кухне дочь, Петр Иванович потемнел лицом. Он давно перестал ее ждать. И даже сказал как-то Мишке – мол, все сроки вышли, мама не вернется. Но вот она. Сидит за столом и смотрит ему в глаза. Чужая взрослая женщина.
Все, что он смог выдавить из себя:
– Зачем ты здесь?
– Нужно поговорить.
– Говори.
– С глазу на глаз нужно.
– У меня от Мишки тайн нет. Говори.
– Я хочу забрать сына.
– У тебя нет сына, Катя. Разговор окончен.
– Я родная мать!
– Родить мало.
– Папа, я была молодая, глупая, думала только о себе. Мать мне шага не давала ступить, висела как петля на шее. Ты не представляешь, через что я прошла и чего мне стоило прийти сюда. Это мой сын и я хочу все исправить.
– На десять лет ты смогла начисто забыть о родителях, о первенце, а теперь надеешься что-то исправить? Я не хочу тебя видеть, Катя. У меня больше нет дочери. А захочет ли познакомиться с тобой Мишка – его спрашивай, он большой уже парень, пускай сам решает.
Катя встала, достала их сумки блокнот и ручку, вырвала лист, написала свой адрес и телефон:
– Миша, вот мой номер. Звони, как только захочешь поговорить. Я буду ждать.
… Второй год этот лист так и живет на кухне. Валентина его в рамочку оформила и на полку поставила. Звонил ли Миша матери? Никто не знает – дед запретил имя Кати упоминать. Но Валя надеется, что звонил. Марина этого бы очень хотела.
Р. S. Ставьте лайк и подписывайтесь на наш канал