Снег падал крупными хлопьями, укрывая московские улицы белым одеялом. До Нового года оставалось всего два дня. Марина стояла у окна их с Алексеем квартиры на двенадцатом этаже, рассеянно наблюдая за снегопадом. Где-то вдалеке мерцали огни новогодних гирлянд, а в соседних окнах уже виднелись наряженные ёлки.
На журнальном столике лежала небольшая коробочка, перевязанная золотистой лентой – подарок для свекрови. Марина сама выбрала его: изящный павлопосадский платок с традиционным узором. Людмила Петровна давно мечтала о таком. «Хоть бы Лёше понравился выбор», – подумала Марина, в сотый раз поправляя бант на упаковке.
Звук поворачивающегося в замке ключа заставил её вздрогнуть. Алексей вошёл, держа в руках большой пакет из дорогого магазина.
– Представляешь, еле успел! – возбуждённо произнёс он, стряхивая снег с пальто. – Последний экземпляр остался. Мама будет в восторге!
Марина замерла. Сердце пропустило удар.
– А что там? – спросила она, стараясь, чтобы голос звучал непринуждённо.
– Тот самый кашемировый кардиган, который она присмотрела в «Весне» месяц назад. Помнишь, она говорила? – Алексей достал из пакета роскошную вещь цвета тёмного шоколада.
Марина помнила. Как и то, что стоил этот кардиган почти половину её месячной зарплаты. А ещё она помнила, как две недели назад показывала мужу понравившийся ей шёлковый шарф… Он тогда рассеянно кивнул и перевёл разговор на другую тему.
– Ты снова купил подарок только своей маме, а про меня забыл? – слова вырвались сами собой, пропитанные горечью многолетней обиды.
Алексей застыл с кардиганом в руках. На его лице промелькнуло удивление, сменившееся лёгким раздражением.
– Марин, ну ты же знаешь, как мама важна для меня, – он аккуратно положил кардиган обратно в пакет. – Она у меня одна. И потом, мы с тобой не договаривались насчёт подарков в этом году…
Марина отвернулась к окну. За стеклом продолжал падать снег, такой же холодный, как пустота, разрастающаяся внутри.
– Мы никогда не договариваемся, Лёша. Ты просто каждый раз… – она не договорила, чувствуя, как предательски дрожит голос.
В прихожей снова зазвенели ключи – пришла Людмила Петровна. Они договорились сегодня вместе обсудить новогоднее меню. Марина быстро провела рукой по глазам и натянуто улыбнулась.
– Ой, как хорошо, что вы оба дома! – Людмила Петровна вошла, неся пакет с мандаринами. – Я тут подумала: может, салат «Мимозу» сделаем? Как в прошлом году?
Марина механически кивнула, избегая встречаться взглядом со свекровью. В горле стоял ком, а руки, убирающие подарок с журнального столика, едва заметно дрожали.
– Мам, давай я помогу, – Алексей подхватил пакет с мандаринами, но Людмила Петровна застыла в дверях, внимательно глядя то на сына, то на невестку.
– Что-то случилось? – тихо спросила она. За пятнадцать лет семейной жизни сына она научилась чувствовать напряжение между молодыми.
– Ничего, – слишком быстро ответил Алексей. – Всё нормально.
– Да, всё прекрасно, – Марина не сдержала горькой иронии. – Как обычно. Лёша вот маме подарок купил. Кардиган. Тот самый, из «Весны».
Людмила Петровна побледнела, когда до неё дошёл смысл происходящего.
– Алёша, но мы же говорили… – начала она.
– Мам, не начинай, – перебил её сын. – Я хотел сделать тебе приятное. Что в этом плохого?
Марина резко повернулась к мужу:
– Плохо то, что ты не видишь дальше собственного носа! Пятнадцать лет, Лёша. Пятнадцать лет я чувствую себя на втором плане. Каждый праздник, каждый выходной – всё крутится вокруг мамы. Её желания, её планы, её подарки…
– Мариночка, девочка моя… – Людмила Петровна шагнула к невестке, но та отступила.
– Нет, вы тут не при чём. Это всё он, – Марина махнула рукой в сторону мужа. – «Мама важна для меня», «Мама у меня одна»… А я кто? Так, приложение к семейной жизни?
– Ты несправедлива! – вспылил Алексей. – Я что, мало для тебя делаю?
– Делаешь? – Марина горько усмехнулась. – Ты даже не помнишь, что я тебе говорила две недели назад. О шарфе, который мне понравился. Ты кивнул и тут же забыл. А мамин кардиган помнишь прекрасно!
В комнате повисла тяжёлая тишина. Только тиканье часов на стене отмеряло секунды напряжённого молчания.
– Я… пожалуй, пойду, – тихо сказала Людмила Петровна. – Меню обсудим завтра.
– Мам, останься… – начал было Алексей.
– Нет, сынок. Вам надо поговорить. Давно надо было.
Входная дверь тихо закрылась за свекровью. Марина застыла у окна, обхватив плечи руками – старая привычка, появляющаяся, когда на душе особенно тяжело.
Вместо того чтобы идти домой, Людмила Петровна побрела по заснеженной улице. Снежинки падали на лицо, растворяясь в непрошеных слезах. «Как же я была слепа все эти годы…» – пронеслось в голове.
Телефон в кармане завибрировал. Алёша.
– Мам, ты где? Я за тобой спущусь.
– Я в скверике, у лавочки, – ответила она. – Знаешь, нам действительно нужно поговорить.
Через пять минут Алексей, накинув куртку прямо на домашний свитер, уже сидел рядом с ней. Снег продолжал падать, укрывая их плечи белым покрывалом.
– Сынок, – Людмила Петровна взяла его за руку. – Помнишь, как ты в детстве любил собирать пазлы?
– Причём тут это? – удивился Алексей.
– Притом, что ты всегда начинал с самого яркого фрагмента. А потом не мог сложить общую картину, потому что не видел, как связаны все детали.
Она помолчала, собираясь с мыслями.
– Вот и сейчас ты видишь только один яркий кусочек – свою любовь ко мне. Но семья, Алёша, это целая картина. И Марина – её важнейшая часть.
– Мам, но я же люблю Марину! – возразил он.
– Любишь. Но показываешь ли ты ей это? – Людмила Петровна вздохнула. – Знаешь, что самое страшное для женщины? Чувствовать себя невидимой. Особенно для любимого человека.
Алексей молчал, глядя на падающий снег.
– Ты думаешь, мне нужен этот кардиган? – продолжала мать. – Мне нужно, чтобы мой сын был счастлив. А это возможно только если счастлива твоя жена. Я ведь вижу, как она старается для нашей семьи. Готовит мои любимые блюда, помнит все важные даты, даже этот платок…
– Какой платок?
– Который она для меня выбрала. Я случайно увидела на столике, когда вошла. Павлопосадский, именно такой, о каком я мечтала.
Алексей прикрыл глаза рукой:
– Господи, какой же я идиот…
– Не идиот, сынок. Просто… увлёкся одним фрагментом и забыл о целой картине.
Возвращаясь домой, Алексей остановился у «Весны». Витрины сияли праздничной иллюминацией, отражаясь в свежевыпавшем снегу. Тот самый шёлковый шарф всё ещё был там, словно ждал его.
В квартире царила тишина. На кухонном столе стояла чашка с остывшим чаем – Марина даже не допила его.
– Марина? – позвал он, заглянув в спальню.
Она лежала поверх покрывала, отвернувшись к стене. Плечи чуть подрагивали.
– Прости меня, – тихо сказал он, присаживаясь на край кровати. – Я был слепым идиотом.
– Пятнадцать лет слепым? – глухо отозвалась она, не поворачиваясь.
– Да. И каждый год – идиотом, – он осторожно коснулся её плеча. – Знаешь, мама сейчас сказала одну вещь… Про пазлы. Про то, как я всегда застревал на одном ярком фрагменте и не видел целой картины.
Марина медленно повернулась. Глаза были красными от слёз.
– Я так привык считать, что должен быть идеальным сыном, что забыл быть хорошим мужем, – он достал из пакета шарф. – Узнаёшь?
Она приподнялась на локте, недоверчиво глядя на переливающийся шёлк.
– Лёш, не надо. Не потому, что шарф…
– Знаю, – он взял её за руку. – Дело не в подарках. Дело в том, что я не видел, как ты заботишься о нас обоих. О маме тоже. Этот платок, который ты выбрала… Он ведь идеальный, правда?
По её щеке скатилась слеза.
– Я просто хочу чувствовать, что тоже важна для тебя. Не на словах, а…
– На деле, – закончил он. – И я постараюсь это доказать. Не только сегодня. Каждый день.
Новогодний вечер наполнил квартиру ароматами мандаринов и корицы. Марина в новом шёлковом шарфе колдовала над праздничным столом. Людмила Петровна, элегантная в павлопосадском платке, помогала ей с салатами.
– Мариночка, у тебя «Оливье» всегда особенный получается, – улыбнулась свекровь. – Научишь своему секрету?
– Конечно, – Марина поймала себя на том, что улыбается в ответ совершенно искренне. – Я добавляю немного яблочного уксуса в майонез. Бабушкин рецепт.
Алексей, наблюдавший за ними, достал телефон и незаметно сделал фото: две самые важные женщины в его жизни, склонившиеся над праздничным столом, такие разные и такие родные.
– Дамы, – он прочистил горло, привлекая внимание. – Пока не начался бой курантов, я хотел бы кое-что сказать.
Он достал два конверта.
– Мам, это тебе, – протянул первый конверт. – Путёвка в санаторий, о котором ты мечтала. На две недели, весной.
Людмила Петровна прижала руку к груди: – Алёшенька…
– А это, – он повернулся к Марине, – нам с тобой. Тур в Венецию, на годовщину свадьбы. Пятнадцать лет – серьёзная дата.
Марина замерла с салфеткой в руках: – Но ты же говорил, что весной много работы…
– Работа подождёт, – он обнял её за плечи. – Я так много упускал, придавая значение неважным вещам. Пора наверстывать.
За окном грохнул первый новогодний салют. Разноцветные искры отражались в глазах Марины, делая их влажно-блестящими.
– С наступающим, мои родные, – тихо сказала Людмила Петровна, глядя на них. – Пусть этот год будет началом чего-то нового. Чего-то настоящего.
Марина прижалась к плечу мужа. Кашемировый кардиган так и остался лежать в шкафу, но это уже не имело значения. Важнее было тепло, разливающееся в сердце, – тепло понимания, что наконец-то всё встало на свои места.
Откройте для себя новое:
