— Я тебе так скажу, Илья, — с усталой иронией сказала Алина, расчесывая перед зеркалом волосы, — если твоя мама позвонит мне ещё раз со словами «А ты чего такая нервная, у тебя ПМС?», я ей из вежливости отвечу — «Нет, тёща звонила». Хотя, у меня её в контактах вообще под кодовым именем записано.
— Под каким? — Илья, не отрываясь от ноутбука, откинулся на спинку стула и потёр шею.
— Божья кара, — спокойно ответила Алина и вдруг улыбнулась. — Но без фамилии. Чтобы не привлекать внимание в случае чего.
— Ал, ну не начинай. — Он вздохнул и закрыл крышку ноутбука. — Мамка просто переживает.
— Ага, особенно за свою шкатулку с драгоценностями. Всё боится, что я её стащила, пока она нас в гости звала на борщ с душком.
Алина встала, подошла к дивану и села напротив Ильи, уставившись на него пристально.
— Что она от нас хочет на этот раз?
Илья опустил глаза, как ученик, пойманный на списывании.
— Говорит, Ольге срочно нужны деньги на аренду. Опять.
— Илья, у тебя есть младшая сестра или безработная иждивенка? — Алина скрестила руки на груди.
— Не начинай, пожалуйста. — Он поднял ладони, будто отражая атаку. — Ну да, да, она просила. Сказала, что у Ольги тяжёлый период…
— У Ольги тяжёлый период уже с восемнадцати лет. И он не закончится до тех пор, пока ты не закроешь ей кран с бесплатным шампанским. Сколько мы ещё будем это терпеть?
— Я просто не хочу ссор… — начал Илья, но Алина перебила.
— Ага. Ты не хочешь ссор. Поэтому мы платим за её съёмную студию в центре, за её телефон, за её ресницы, которые дороже моих анализов, и всё это потому, что ты не хочешь ссор. Может, тогда и я к тебе подойду, слезу пущу и скажу, что мне нужен новый айфон, а то, видишь ли, у меня тяжёлый период?
— Не перегибай, — тихо сказал он. — Это всё временно. Она найдёт работу.
Алина вскинулась.
— Она «находит работу» уже четвёртый год! Ты знаешь, сколько у неё было «собеседований»? Я уверена, у неё на Авито больше диалогов, чем у меня в Тиндере до свадьбы!
Илья резко встал, прошёлся по комнате и вернулся обратно.
— Ладно. Мы больше не будем платить. Хорошо?
— Это ты сказал. Не я. Запиши себе это, и можешь повесить на холодильник: «Я, Илья Валерьевич, не перевожу деньги своей взрослой сестре, потому что она ленивое ничтожество».
Он засмеялся и сел рядом.
— Ал, ты… иногда жёсткая. Но я тебя люблю. И за это тоже.
Она положила голову ему на плечо.
— Я тоже тебя люблю. Только хватит спасать тех, кто тонет в ванне с шампанским.
Следующий день начался с сюрприза. В восемь утра в дверь позвонили. Алина выглянула в глазок — и тут же отпрянула.
— Святая простота…
На пороге стояла Екатерина Сергеевна — в пальто, с сумкой на сгибе локтя и тем выражением лица, с каким обычно смотрят на девочек лёгкого поведения в церкви.
— Алина, доброе утро, — произнесла она с мягкой, но фальшивой улыбкой. — Я зашла на минутку. Надеюсь, ты не против?
Алина открыла дверь молча и отошла в сторону.
— Проходите, Екатерина Сергеевна. Прямо к алтарю или сначала освятим коридор?
Свекровь не удостоила это шутливое замечание вниманием. Она прошла в кухню, села за стол, аккуратно вытащила из сумки какие-то бумаги.
— Я бы хотела поговорить без Ильи. Только между нами, по-женски.
— Ой, как интересно. Прямо ток-шоу. Только без зрителей. Слушаю вас.
— Алина, я понимаю, тебе кажется, что ты главная женщина в жизни моего сына…
— Кажется? — Алина наклонилась вперёд. — У вас кто-то ещё есть на примете? Или вы намекаете на себя?
— Я всего лишь прошу немного поддержки. Ольге сейчас тяжело, она…
— Екатерина Сергеевна, у вас в семье что-то вроде игры — кто дольше всех будет жить на шее у Ильи? Или это спортивное соревнование: «Женская лень. Чемпионат России»?
— Как ты разговариваешь со мной?! — вскинулась свекровь.
— А как вы разговариваете со мной? За моей спиной, шепотом Илье в трубку, как будто вы шпионите. Вы вообще в курсе, что Илья — не банкомат с функцией «обними и заплати»?
Свекровь встала, лицо её посерело.
— Я не позволю тебе так разговаривать!
— Идите домой, Екатерина Сергеевна. У Ольги есть ноги. Пусть идёт работать. Или выйдет замуж за какого-нибудь такого же любителя халявы. Вдвоём им будет веселее.
— Ты ещё пожалеешь об этом разговоре, Алина.
— Нет. Это вы пожалеете, когда осознаете, что потеряли сына из-за своей жадности и манипуляций.
Екатерина Сергеевна хлопнула дверью, как актриса в дешёвом сериале, а Алина осталась стоять у окна, даже не дрогнув.
Только руки немного тряслись.
Вечером Илья пришёл домой в странном настроении.
— Мам звонила, — хмуро сказал он.
— Да? Надеюсь, записала тебе послание в стиле «Алина — ведьма. Спаси Ольгу, пока не поздно».
Он усмехнулся.
— Она сказала, что ты её выгнала. Кричала, что ты к ней руку поднимала.
Алина рассмеялась, чуть не уронив кружку.
— Серьёзно? Ну, теперь точно надо будет установить камеры. Или хотя бы диктофон под столешницей. А то я не уследила, как устроила ей драку века.
— Я ей сказал, что я на твоей стороне.
Алина замерла.
— Правда?
— Да. Я не хочу больше этого цирка. Мы с тобой семья. Не она, не Ольга. Мы. Всё остальное — вторично.
Он подошёл, обнял, прижал к себе крепко.
— Я выбрал тебя, Алин. И не передумаю.
Она закрыла глаза и впервые за долгое время почувствовала, что дышит полной грудью.
***
Алина мыла посуду, насвистывая под нос какую-то мелодию из советского кино — странно, но с тех пор, как Илья поставил точку в вопросе «содержания сестры», жить стало легче. Тихо. Даже гулко. Как после капитального ремонта, когда сняли все обои с цветочками и вдруг обнаружили, что стены-то были нормальные — просто задушенные.
Телефон завибрировал на подоконнике. Сначала — её, следом — у Ильи. Потом опять её. В мессенджере скакали уведомления одно за другим: «Екатерина Сергеевна: добавила фото», «Екатерина Сергеевна: отправила сообщение», «Ольга: упомянула вас в истории».
Вот это поворот, — подумала Алина и вытерла руки.
На фото — старая семейная: Илья, Ольга, их отец (покойный уже лет пять), и сама Екатерина Сергеевна. Подпись: «Раньше сын знал, кто ему семья. А теперь живёт с чужой, которая хочет разлучить его с родными».
— Вот святая Маргарита Инстаграма… — пробормотала Алина и резко закрыла приложение.
— Ты это видела? — спросил Илья, уже заходя в кухню с телефоном в руках. Вид у него был не то чтобы злой, но такой… как будто укусил пирожок, а там капуста. Притом прокисшая.
— Видела, — кивнула Алина. — Что будем делать? Комментировать? Блокировать? Или выложим своё фото с надписью «Семья — это не по крови, а по выбору»?
Он сел на табурет, долго молчал, потом тяжело выдохнул:
— Она хочет, чтобы я пришёл. Разобраться «по-мужски». Сказала, что ты устроила сцену, нагрубила и чуть ли не толкнула её.
— Ну, толкнуть — хотелось. Но я выбрала путь дзена и сарказма. — Она села напротив. — Иль, ты ведь не поедешь, правда?
— Ал… — он закусил губу, потом посмотрел в глаза. — Мне надо с ней поговорить. Только я.
— Я знала, что ты так скажешь. — Алина поднялась. — Только скажи ей одну вещь. Что наш бюджет — это не её кубышка на чёрный день. И что я, конечно, не святой, но на чудовище из болот Тверской губернии не тяну.
В тот же вечер Илья уехал к матери. Алина осталась дома одна. Включила сериал, выключила. Попробовала позвонить подруге, но та не взяла трубку. Сделала себе чай, но не выпила. Сидела на кухне, ногой постукивая по полу в такт собственному раздражению.
«Ну всё, сейчас она его разжалобит. Скажет, что воспитывала одна, что жизнь её сломала, а я, зараза такая, пришла и разрушила всё святое. Илья — мягкий. Он не держит границы… хотя, может, и держит, если надавить…»
В это время Илья уже стоял на ковре с лебедями в маминой квартире. Воздух там был такой густой от упрёков, что его можно было мазать на хлеб.
— Ты стал другим, Илья, — начинала Екатерина Сергеевна с ледяной улыбкой. — Алина тебя изменила. Ты стал… чужим.
— Мам, мне тридцать пять. Я женат. У нас с Алиной семья. Это нормально.
— А Ольга тебе кто? А я тебе кто? Мы что, теперь никто?
— Нет. Но у нас с Алиной свои цели. Мы хотим ребёнка. Мы копим. У нас ипотека. И работа по двенадцать часов в день. Мне не пятнадцать лет, чтобы вынимать из заначки деньги на чипсы Оле.
— Ольга — твоя сестра!
— Которая не работает. Которая живёт как королева, пока я вкалываю. Мам, ты хоть раз слышала, чтобы она спросила, как у меня дела?
— Она… у неё душа тонкая, творческая. Ей тяжело адаптироваться в этом грубом мире.
— Да? А Алине, по-вашему, легко в этом грубом мире? Она с вами разговаривать пытается, а вы ей: «ты мне не дочь, рот закрой». Так не бывает. Не у вас Алина забрала меня. А вы сами ушли из моего круга доверия.
— Ты не смеешь так говорить! — Екатерина Сергеевна вскочила, лицо её налилось краской. — Я родила тебя, я воспитывала тебя! А ты теперь прогибаешься под свою… под эту…
— Не договаривай, мам. Не надо. Или ты хочешь, чтобы я встал и ушёл сейчас — навсегда?
Она замерла. Рука зависла в воздухе — как будто хотела дать пощёчину, но вспомнила, что сыну уже не семь лет.
— Всё понятно, — прошептала она. — Уходи. Уходи. Мне больно тебя видеть.
Он молча надел куртку и вышел.
Алина встретила его у порога. Лицо у него было хмурое, но спокойное.
— Ну? — спросила она, не поворачивая головы.
— Я сказал всё, что надо. Без крика. Без скандала. Просто… сказал. Что у нас своя жизнь. И мы её строим сами.
Алина обняла его, уткнулась носом в плечо.
— Прости, что я так жёстко иногда. Я просто… защищаю нас. Потому что если не я, то кто?
— Ты молодец, Алин. — Он поцеловал её в лоб. — Ты настоящая. Сильная. И я горжусь тобой.
Она усмехнулась:
— Мда. Была бы я «слабой и кроткой» — как ваша семейка любит, я бы сейчас сидела с Ольгой в nail-салоне и обсуждала, как тяжело «искать себя» за счёт брата.
— А так ты сидишь со мной. И защищаешь нас, как тигрица.
— Как адвокат, Илья. Я защищаю по закону. Имею право.
Они рассмеялись.
Но ни один из них ещё не знал, что следующий шаг Екатерины Сергеевны будет не просто наглым. Он будет разрушительным.
Потому что она решила пойти на крайние меры.
***
Всё произошло в четверг. Самый обычный день, без намёка на трагедию. Алина вышла с работы пораньше — начальство вдруг «дало добро» на удалёнку на пятницу, и она шла домой в хорошем настроении. Под мышкой — бумажный пакет с круассанами, на лице — усталость, но такая, приятная, после удачного совещания.
Но на лестничной площадке её ждал сюрприз.
— А вот и хозяйка положения! — с кислой ухмылкой проговорила Екатерина Сергеевна, стоя прямо у двери в их квартиру и с сумкой, будто только что с вокзала.
Алина застыла на месте. Выглядела свекровь… как гость, который не собирается уходить. На ней было что-то вроде дорожного костюма, волосы аккуратно собраны, губы ярко накрашены. Всё в ней кричало: «Вы не ждали, а я приперлась».
— Что вы здесь делаете? — спокойно спросила Алина, прижимая пакет с круассанами к груди.
— Я теперь прописана здесь, — с триумфом произнесла Екатерина Сергеевна. — У меня есть доля. Право проживания. Всё по закону. Хочешь — звони в Росреестр, хочешь — мужу своему. Он в курсе.
Алина медленно достала ключи, вставила в замок, повернула.
— Заходите. Раз уж пришли с вещами, чай, видимо, тоже попьёте.
— Ты что сделал, Илья? — голос Алины был не громкий, но в нём стучали молоточки.
Он приехал через час, белый как лист. Сел на край дивана, потупив глаза.
— Это было давно. Мы с мамой тогда ещё ремонт делали, и она настояла, чтобы я оформил на неё 1/6. Мол, чтоб всё по справедливости. Сказала — вдруг что. Тогда не было никакой Алины, был я, мама и куча долгов. Я согласился.
— И ты не удосужился это отменить, когда мы женились? Когда делали капитальный ремонт? Когда клали паркет? — Алина села рядом, глядя на него почти без эмоций. — Сколько раз ты говорил: «Это наш дом». А теперь это ещё и её? С её чемоданом?
— Я думал, она не воспользуется… — пробормотал он.
— Она мать. Она воспользуется даже гвоздём, если поймёт, что это ключ к тебе.
В этот момент из комнаты вышла Екатерина Сергеевна. В руках — чашка, на лице — маска неукротимого достоинства.
— А я как раз хотела поговорить. Раз уж все дома.
— Давайте, — Алина встала. — Только сразу предупреждаю: по морде не дам. Устала.
— Я понимаю, что вы меня недолюбливаете, — начала Екатерина Сергеевна, усаживаясь в кресло. — Но у меня нет другого выхода. Ольгу выставили из съёмной квартиры. Денег нет. Работы она найти не может. А вы — семья. Вы должны помогать. Тем более, повторяю: у меня здесь законная доля. Я могу жить здесь. И я буду.
— То есть вы всерьёз хотите, чтобы мы все жили вместе? — переспросила Алина. — Вы, Ольга, мы… а может, и собаку заведём, а?
— Не ерничайте, — отрезала свекровь. — Я серьёзно. Если бы вы были по-настоящему семьёй, вы бы поняли. А так… может, действительно, зря мой сын связался с вами.
Илья резко поднялся.
— Всё. Мам, ты пересекла черту. Ты лезешь в наш дом, разрушаешь нашу жизнь и ещё считаешь себя правой?
— Я защищаю свою дочь!
— А я свою жену! — закричал он. — Хватит! Ты хочешь судиться? Жить здесь, превратив нас в коммуналку? Вперёд! Только знай: ты потеряешь не квартиру. Ты потеряешь сына.
На лице Екатерины Сергеевны промелькнуло что-то похожее на растерянность. Но только на секунду. Потом она встала, поставила чашку на стол и холодно произнесла:
— Я останусь на ночь. Завтра поеду к юристу. Вы оба — эгоисты. Ты, Илья, предал семью. А ты, Алина… ты просто мразь.
Алина молча поднялась и вышла из комнаты. Она не дрожала, не плакала, не швыряла ничего в стену. Просто ушла.
На следующее утро Алина была в управлении Росреестра. Через пару дней — у нотариуса. Потом — в консультации у адвоката. Всё было быстро, хладнокровно и вежливо. Никаких криков. Только документы, бумаги, подписи.
На четвёртый день она вернулась домой с чемоданом. Илья сидел на кухне. Вид у него был измученный.
— Я продал машину. Внес первый платёж за другую квартиру. С доплатой. Всё оформим на нас двоих. Тут жить невозможно.
— А доля? — спросила она, не раздеваясь.
— Я подарил маме деньги. Через нотариуса. Попросил отказаться от доли добровольно. Она согласилась. Видимо, юрист объяснил ей, что можно много потерять, но сына — навсегда.
Алина опустила чемодан, молча прошла к столу, села. Смотрела на него долго, без слов.
Потом произнесла:
— Мне страшно, Илья.
— Мне тоже. Но я знаю одно. Я не хочу жить с кем-то, кто меня шантажирует. Кто считает, что раз родил — то может хозяйничать в моей жизни.
— А если она опять?
— Не сможет. У неё теперь другие заботы — она Ольгу устроила к какому-то приятелю-строителю. Там вроде временно. Ну, ты понимаешь…
— Понимаю, — кивнула Алина. — Главное, чтобы не к электрику. А то ещё загорится где-нибудь.
Они рассмеялись. Горько, но уже легче.
Через месяц они переехали. Без пафоса, без проводов, без шампанского. Просто — новая квартира, коробки, и чувство, что они всё-таки выжили в этом семейном штурме.
Алина стояла у окна, держа чашку с чаем.
— У нас получилось, — прошептала она.
— Получилось, — подтвердил Илья, обнимая её сзади.
Тишина. Только чайник попискивал, да где-то в соседней квартире кто-то включал дрель.
Жизнь продолжалась.
И на этот раз — на их условиях.
КОНЕЦ
