Они разговорились. Женщину звали Мария Николаевна, и она была куратором галереи. Через несколько недель Лена стала помогать ей — сначала раскладывать буклеты, потом готовить чай для гостей, потом — оформлять пространство. Однажды Мария Николаевна попросила:
— А покажите мне, как вы бы собрали композицию из живых цветов. Просто… как чувствуете.
Лена смутилась, но сделала. Несколько пионов, пара веток эвкалипта, немного света — и вдруг всё стало оживать. С тех пор она начала оформлять выставки. Цветами. Легко, незаметно, как фон.
Но гости улыбались, задерживались у витрин. А однажды кто-то сказал: «У вас тут пахнет надеждой».
Все шло своим чередом, новая жизнь играла яркими красками.
С Борисом всё было просто. Без обещаний, но с поддержкой.
Он не знал, кем она была до него — и не пытался выяснить. Вместо этого он приносил ей абрикосы, чинил кран, знал, когда лучше молчать. Они не называли друг друга «пара», не строили планов, не обсуждали «а что дальше».
— Мы просто есть, — как-то сказала Лена. — И мне этого достаточно.
Он улыбнулся и кивнул:
Иногда по вечерам они сидели на её маленьком балконе, пили чай и слушали, как город замирает. И в этих молчаливых вечерах было больше близости, чем в сотне разговоров.
Даша приезжала летом. Уже подросток, с длинными ресницами и чуть упрямым взглядом. Она вошла в Ленину комнату, осмотрелась и села на пол.
— Здесь тихо, — сказала она. — И пахнет тобой.
Лена растерялась. Долго не знала, что сказать. А потом села рядом и просто обняла дочку.
— Я скучала. Каждый день.
— Я знаю, — ответила Даша. — Папа злится. Но я… не злюсь. Просто… не понимаю до конца. .
— Это уже очень много, — прошептала Лена.
Они гуляли, рисовали мелками на асфальте, жарили хлеб на сковородке. И Лена впервые поняла: с дочерью можно выстраивать связь заново. Не из вины, не из обязанностей. А из присутствия.
Когда Даша уехала, Лена долго сидела на балконе. Сердце было сжато — но не от боли. А от любви, которую теперь не нужно было прятать.
Письма Алексея больше не приходили. Однажды она увидела его на улице — случайно. Он шёл с другой женщиной, вялой походкой, курил. Не заметил её.
А она вдруг поняла: больше ничего не болит. Ни там, ни тогда. Просто — прошло.
К осени Лена впервые провела собственный мастер-класс. Небольшой — «Цветы как способ слушать себя». Пришли пятнадцать человек. Она страшно волновалась, руки дрожали, голос сбивался. Но потом одна женщина подошла и сказала:
— Я не помню, когда в последний раз дышала так глубоко.
И Лена поняла: она делает то, что умеет. То, что важно.
В канун нового года она написала на листке: «Жить не из страха, а из любви.» Прикрепила к холодильнику.
А 1 января проснулась, посмотрела в окно и подумала: Я не знаю, что будет.
Но знаю — теперь я могу всё пережить. Потому что я — есть.
И этого по-прежнему было достаточно.
