— Ты вот скажи мне, Анька, — протянула Валентина Михайловна, упершись костлявым локтем в спинку кухонного стула, — тебе не стыдно, что мой сын живёт, как квартирант в твоей квартире?
Анна замерла над раковиной, в которой горячая вода уже давно остыла, а пена скукожилась в мутную пленку. В руках — тарелка с засохшей гречкой, которую Максим не доел три дня назад. Пауза повисла. Только капала вода.
— А тебе не стыдно, что ты мне это говоришь, сидя в моей кухне и хрустя моими галетами? — не обернулась, голос — ровный, будто в аптеке по граммам отмеренный.
— Да я ради вас, молодых, себя на пенсии угробила! — вскинулась Валентина Михайловна. — К маме в Тулу не уехала, осталась тут, чтобы помогать. А ты… ты с меня воду за подогрев требуешь! Как тебе только язык поворачивается, Анечка!
Она сделала особое ударение на «Анечка», с тем приторным сиропом, которым обычно заливают прокисшее молоко перед тем, как подать на стол. Анна молча вытерла руки о полотенце, перевесила его через духовку и повернулась. Сухое лицо, бледное, под глазами — тени бессонницы, как после ночной смены. Хотя никакой смены не было — просто жизнь такая.
— Я не требую, Валентина Михайловна. Я предложила. Если мы втроём живём в этой квартире, логично, чтобы каждый участвовал в коммунальных расходах. Это не каприз, это справедливость. Или ты считаешь, что я дойная корова?
— Не надо вот этого тона, — зашипела свекровь. — Я, между прочим, с внуками сидеть собиралась. Думала, помогу. А у тебя, видите ли, только счета в голове! А Максим что? Максим — муж, он и так тебе всё отдаёт, и зарплату, и нервы! Ты его загнобила, Анна! Загнобила!
Анна усмехнулась. Горько. Почти с удовольствием. Потому что сейчас будет то, что всегда — сцена, в которой она ведьма, а Валентина Михайловна — невинная мученица.
И в этот момент, как по команде, в коридоре щелкнул замок. Появился Максим, усталый, с пакетом из «Пятёрочки» и сигаретным перегаром, который он так и не научился маскировать жвачкой.
— Ну, чего вы опять? — буркнул он, глядя на обеих женщин. — Я ещё с работы не успел раздеться, а у вас тут, как обычно…
— Спроси у своей жены, — Валентина Михайловна поднялась театрально. — Она опять про деньги начала. Про то, что мы тут живём на её шее. Видите ли, у неё теперь независимость. Домовладелица. Госпожа. Только корону на голову не надела.
Максим снял куртку и бросил на стул. Пакет небрежно поставил на стол. Из него выпали два дешёвых йогурта, колбаса и пачка лапши быстрого приготовления. Ужин готов.
— Ань, ну ты правда, зачем ты опять с мамой? Она ж у нас временно. Пока здоровье поправит. Я ж тебе объяснял…
Анна вздохнула, опёрлась руками о стол, как о край пропасти. Глубоко вдохнула.
— Максим, твоя мама живёт с нами уже восемь месяцев. У неё в поликлинике уже карточка на мою фамилию. Она получает мои посылки. И она прописала у нас свою кошку, хотя у меня аллергия. Ты называешь это «временно»?
— Ну а что мне делать? Куда я её? Она же одна! — он развёл руками и сел, устало потирая лоб. — Ну ты ведь понимаешь…
— Я понимаю, — перебила она. — Что ты боишься сказать ей «нет», даже если она нас травит медленно, но верно.
— Аннушка, да как ты смеешь! — всплеснула руками Валентина Михайловна. — Да я ради него всё отдала! Муж мой, царствие небесное, не дожил до твоих закидонов! Я одна его вырастила, на двух работах пахала, а теперь ты мне в лицо плюешь в своей квартире!
