— Ты, может, подумаешь ещё, Марин? — Валя из сметного стояла в курилке, затягиваясь сигаретой. — Мужик всё-таки. Годы, привычка, квартира…
— Я пять лет тащила на себе всё. Привычка — это не повод жить в аду. А он даже спасибо не говорил. Зато претензии были каждый день.
— Ну да, не подарок. Но может, ему просто нужна поддержка?
Марина вдруг рассмеялась.
— Он как раз это и говорит. Что я, мол, недостаточно его вдохновляю. Он ждёт, когда у него «откроется второе дыхание». Пока я работаю, готовлю и чиню стиралку.
— Суд. А потом — ремонт. Без его грязных тапок и маминой крика: «А мы в детстве ели холодный суп и не умерли!»
Сергей объявился сам. У подъезда, поздно вечером.
— Марин, давай поговорим.
— Поздно, Сергей. Ты замки поменял, помнишь?
— Я… Я не хотел. Это мама настояла. Ты же её знаешь.
Он почесал затылок, переминаясь с ноги на ногу. Как подросток, которого застукали с бутылкой пива.
— Слушай, ну может не будем в суде разбираться? Просто разделим… по-человечески?
— «По-человечески»? — она усмехнулась. — Это как? Чтобы ты остался в квартире, а я жила у мамы, пока ищу съём? Или, может, я вам ещё и еду носить должна?
— Ну ты же не хочешь, чтобы я оказался на улице, да?
— А ты хотел, чтобы я оказалась. И не один. С котом.
Он вздохнул. Посмотрел на неё исподлобья.
— Ты же сильная. Ты справишься.
Эта фраза была последней каплей.
Марина подошла ближе, посмотрела ему прямо в глаза.
— А ты — нет. Вот и вся разница между нами.
— Так, протокол, заседание назначено на пятницу, девятое, — сказал секретарь суда, заглядывая в бумаги. — Ответчик — Бабошин Сергей Викторович?
— Он самый, — сухо ответила Марина.
— А это кто? — кивок на пожилую женщину в вязаном берете.
— Его… адвокат. Почти.
— Я мать! — громко сказала Тамара Ивановна. — И я имею право участвовать в процессе!
— Вы тут никто, Тамара Ивановна, — спокойно сказала Марина. — Ни собственник, ни прописанная, ни жена. Просто… шум в системе.
Суд длился четыре месяца. Сергей подал встречный иск, настаивал, что они в браке делали ремонт (ремонт — это было переклеивание обоев за счёт её премии), что он морально вложился в улучшение жилья.
— Да он даже батареи не мыл! — говорила Марина в суде, и судья вздохнул. — Его максимум — это перевернуть подушку на диване!
Тамара Ивановна пыталась вмешиваться, кричала, что Марина — выскочка, что сын страдает, что всё это женская злоба.
Но документы были на стороне Марины. Квартира куплена до брака. Свидетельство, выписка, все счета — на неё. Никаких доказательств вложений от Сергея — ноль.
В перерыве он подошёл к ней.
— Ты реально всё это устроила? Зачем?
— Чтобы ты понял: я не тумбочка, Сергей. Не вещь. Не приложениe к твоей маме. И не бесплатная жилплощадь.
— И всё? Ты выкинешь меня, как собаку?
— Собак я люблю. А тебя — нет.
Он ушёл, не попрощавшись. Наверное, впервые в жизни ушёл в тишине.
Суд назначил выплату моральной компенсации Марине. Судья произнес: «Ответчик лишается прав проживания в спорной квартире». Тамара Ивановна выскочила из зала с криком: «Беззаконие!»
А Марина просто стояла. И наконец выдохнула.
