— Ты вообще охренел, Сергей? — Марина стояла на пороге кухни, в руках — влажная тряпка, с которой капала вода прямо на её тапки. — Я тебе с утра что сказала? Помой посуду! Чайник почини! Мусор вынеси! Что ты сделал, лежень?
— Ты чего на меня орёшь-то? — Сергей даже не повернул головы от телевизора, вяло потянулся за пультом. — Я отдыхал. У меня, между прочим, стресс.
— У тебя? Стресс? — Марина заржала истерично. — А у меня тогда что? Ты год дома сидишь, Сергей! Год! Ни копейки в дом не принёс. Только телек и пельмени жрёшь.
Сергей вздохнул, как человек, чьё терпение подошло к концу. Поставил пульт на пузо, повернулся, глядя на жену, как на плохо работающий пылесос.
— Я, между прочим, ищу себя. Мне сорок восемь лет. Это не просто.
— Да ты уже себя нашёл, — Марина указала пальцем на продавленный диван. — Вот ты где. Весь — с запахом пива и оливье.
Он фыркнул, поднялся с дивана и потащился мимо неё к холодильнику. Хромал. То ли от дивана нога затекла, то ли совесть намозолилась.
— И чего ты орешь с утра? — буркнул. — Ты ж знала, за кого замуж выходишь.
— Не знала. Ты ж тогда работал! — в голосе Марины проступила усталость, как утренний туман над ржавым мусорным баком. — А теперь не работаешь. И, похоже, не собираешься.
Он открыл холодильник, достал банку шпрот и, глядя ей прямо в глаза, сказал с полной серьёзностью:
— Ну так разведись со мной, раз такая умная.
Марина на секунду застыла. Потом бросила тряпку в ведро.
— А знаешь что? Разведусь.
— Да хоть сегодня, — усмехнулся он и начал ковыряться в банке ножом. — Только квартиру не забудь оставить.
— Это МОЯ квартира, Сергей. Куплена ДО брака. На мои деньги.
— И что? Мы же теперь семья, — растянул он слово так, будто это было грязное ругательство. — Половина тебе, половина мне. Закон.
Марина шла на работу, глядя себе под ноги. Слёзы не текли — глаза пересохли давно. Последний год стал для неё как старое пальто — всё в катышках, и выкинуть жалко, и носить невозможно.
Она работала бухгалтером в ЖЭКе. Покой там был только на бумаге. Но хотя бы платили, и начальница Надежда Львовна не лезла в душу. В отличие от Тамары Ивановны.
Свекровь жила на другом конце города, но была в доме чаще, чем мастер по ремонту стиралок. Вечно со своей сумкой, советами и ароматом дешёвого одеколона «Клима».
— Ты почему мужа голодом моришь, Марина? — спрашивала она с порога. — Ты его сломала! Он же творческий человек!
— Творческий? Он что, фломастеры жуёт?
— Ты злая. Вот я бы на твоём месте…
— Вот именно, что вы на МОЁМ месте, Тамара Ивановна. В моей квартире. За моим столом. С моим мужем, которого вы воспитали в стиле «не надо напрягаться, сынок, женщины сами всё сделают».
С тех пор у них был холодный мир: как в старой кастрюле — всё вроде кипит, но не выливается. Пока…
— Девчонки, я подаю на развод, — бросила Марина на работе, кидая папку с платёжками на стол.
— Ты чего? — удивилась Валя из сметного. — У вас что, опять с Сергеем?
— Опять. И в этот раз — край.
