— Вот только не вздумай возвращаться, Серёжа. И мать свою с собой не тащи. Это больше не твой дом, — Марина стояла в дверях своей, наконец-то снова своей квартиры. В одной руке ключи, в другой — документы из суда, с гербовой печатью, пахнущие победой и новыми возможностями.
Сергей, как обычно, смотрел в пол. Он пришёл как будто случайно, будто мимо шёл, но на нём была та же ветровка, в которой он когда-то таскал мешки с картошкой с маминой дачи. И под мышкой — его любимый термос. Значит, собирался надолго.
— Мне просто забрать пару вещей, — пробормотал он. — Там в кладовке мои инструменты, и… ну… книги…
— А что, мама не пускает с инструментами в свою однушку? Или ты всё ещё надеешься, что я оставлю тебе угол?
Он смялся, но не весело.
— Ты изменилась, Марин. Ты стала жёсткая, прям как моя мать…
Марина чуть наклонилась вперёд, глядя ему в глаза:
— Нет, Серёжа. Я просто наконец-то перестала быть твоей жилеткой. А твоя мама — пусть теперь сама шьёт тебе подушки под задницу.
Она сделала ремонт. Сама. Без дизайнера, без «давай потом, когда накопим». Обои — светлые, пол — ламинат, никаких ковров от свекрови с «молдавским» орнаментом. Новый холодильник, который не гудел по ночам, как трактор. Новая кровать. Новая Марина.
— Давай я тебе мужа пришлю, — смеялась Лена из соседнего подъезда, глядя на стройного прораба, который правил плинтуса в спальне. — А то мой всё никак батареи не прикрутит.
— Не надо мне никого, Лен. Мне теперь воздух нужен, а не новый балласт.
Но когда мастер закончил, предложил закрутить розетку в ванной, а потом — просто выпить кофе на кухне, Марина не отказалась. Потому что он не навязывался. И смотрел не в её декольте, а на обои. С уважением. Как на работу.
Тамара Ивановна устроила скандал у подъезда.
— Это ты его сгубила! Он на валерьянке теперь, без квартиры, без семьи!
— Он взрослый мужчина, Тамара Ивановна. С тридцатью двумя зубами, но без яиц.
— Неблагодарная! Он же тебя любил!
— Ага, так сильно, что с мамой меня из квартиры выкинул.
— Так пусть теперь и живёт с этой ошибкой. Вместе с вами в вашей двушке и вашим «у нас в детстве суп был холодный».
Тамара Ивановна плюнула ей под ноги. Настоящая театральная пауза. Но Марина не стала поднимать скандал. Просто достала из сумки телефон и громко сказала:
— Полицию вызывать? Или сами уйдёте?
Свекровь зашипела, как чайник, и удалилась. Не в закат, но в направлении магазина «Пятёрочка».
Потом был звонок от Сергея. Последний.
— Я… хотел бы попросить прощения, Марин. За всё.
Она долго молчала. А потом сказала:
— Знаешь, мне больше не хочется, чтобы у тебя была хоть какая-то власть надо мной. Даже в форме извинений.
— Я понял. Просто… будь счастлива, ладно?
Через два месяца Марина ехала в автобусе в санаторий. Первый отпуск за последние три года. Без Сергея, без его мамы, без постоянной нужды быть для всех «опорой». В руках — книга, рядом — женщина с термосом и яйцами, говорившая внуку по телефону: «И зубы не забудь почистить!»
— А вы, простите, одна едете? — вдруг спросила женщина. — А то я тут одна, а скучно будет. Может, вместе чай пить будем?
Марина посмотрела на неё, улыбнулась и кивнула.
— Одна. Но не одинокая.
