— Ты с ума сошла! — рявкнула свекровь, резко хлопнув ладонью по столу. — Ради какой-то квартиры ты рушишь семью?
— Квартира тут не при чём. Хотя, вру. При чём. Она — моя. Единственное, что у меня было по-настоящему моё. До Андрея. До вас.
— Ты неблагодарная! — повысила голос Ольга Петровна, вставая. — Я защищала Андрея от таких, как ты! Примазалась, молодая, с квартиркой, ага, а потом — всё моё, всё мне! Мужа в кулак, свекровь — под лавку!
Катя не ответила. Просто пошла в комнату и вернулась с двумя листами бумаги.
— Это отказ Андрея от любых претензий на квартиру. Юрист уже посмотрел. И вот ещё — выписка из Росреестра. С этой минуты, юридически, вы здесь никто.
— Я подам в суд! — зашипела свекровь, уже сбиваясь с дыхания. — Ты увидишь! Увижу, как вас разведут! Андрей передумает! Он слабый, но не дурак!
— Может, и передумает. Только поздно. Я уже в процессе.
Ольга Петровна не села. Она заметно побледнела. Но глаза сверкали — злобой, страхом, привычкой побеждать. Катя вдруг поняла, что перед ней не просто женщина, а человек, который всегда жил, играя в шахматы: «семья — фигуры, любовь — ход конём, дети — инвестиции».
— Уходите, Ольга Петровна, — спокойно сказала Катя. — И передайте Андрею, что ключи я оставила на вешалке. К его жизни я больше не имею отношения.
— А ещё говорят, что я холодная, — процедила свекровь, беря сумку. — Ну и дура же ты, Катя.
— Возможно, — пожала плечами Катя. — Только дура с правом собственности.
Катя сидела на веранде старого дома в Костромской области. На коленях у неё дремал тёплый рыжий кот. В руке — кружка с горячим кофе. В волосах — запах свежей травы и чердака.
Иногда в дверь кто-то звонил. Андрей. Один раз. Потом тишина. Она не открыла. Даже глазок не глядела.
А однажды приехал Иван Сергеевич — отец Андрея. Привёз варенье. Извинялся. Говорил, что знал, но молчал. Что «так было проще». Что сын теперь, может, что-то понял.
— Я ему говорю, — вздыхал он, наливая чай, — когда ты между матерью и женой — всегда будешь в проигрыше. Только с матерью живёшь до двадцати пяти, а с женой — по идее, до старости. Ну, если мозги есть.
— Не у всех они прилагаются к паспорту, — усмехнулась Катя. — Некоторым надо ещё пару браков пройти, как квест.
Он ушёл. Тихо. Без моральных лекций. Просто с теплом.
На третий месяц она получила уведомление: развод оформлен. Суд. Печать. Всё.
В ту же ночь она вышла на крыльцо, посмотрела на звёзды и громко сказала:
— Спасибо, мама. Спасибо, папа. За квартиру, за силы и за то, что научили ценить себя.
И впервые за долгое время заплакала. Не от обиды. А от того, что всё, наконец, стало правильно.
Катя открыла маленькое агентство по продаже недвижимости в области. Не глобально, не «мегауспех», но своё. Она помогала другим женщинам защищать то, что им оставили родители. Слушала их истории. И говорила:
— Не бойтесь. Вы — не придаток к мужу. Вы — человек. И у вас есть право на дверь, которая закрывается с той стороны, где вы.
А однажды пришёл клиент. Высокий, лет сорока пяти. Разведён. И тоже с историей. Он улыбнулся ей и сказал:
— А вы знаете, вы — как хорошая квартира. С характером. И без доплаты за фантазии.
— Посмотрим, какие у вас документы.
И в этот момент она точно знала: новая жизнь началась. Без лишних жильцов. И без «маминой квартиры». Только она, её прошлое — и, наконец, её будущее.
