У Тани был маленький дом с верандой, где пахло свежей мятой, и старый кот, который ложился на колени, не спрашивая разрешения. Елена сидела в кресле с пледом и вспоминала, как десять лет назад, ещё с первым мужем, она уступила — сначала в мелочах, потом в главном. И в какой-то момент просто исчезла из своей же жизни.
«Не в этот раз», — подумала она.
На третий день она вернулась.
Дверь открыла Виктория. Она явно не ожидала.
— Ты уже?.. Мы думали, ты уехала. Алексей говорил, ты сорвалась.
Елена прошла мимо неё, молча. В коридоре — ещё больше вещей. Кто-то оставил конфеты прямо на её комоде. В ванной стояла розовая зубная щётка.
Когда мальчишки снова разбежались по коридору, один из них задел полку, и на пол глухо упала рамка с фотографией.
Это была фотография мамы Елены, единственная, что осталась после пожара.
Стекло разлетелось по полу, а фотография отлетела в сторону, задев ножку стула.
Елена наклонилась, подняла фотографию, осторожно стряхнула с неё осколки стекла. На секунду задержалась, глядя в лицо матери — чёрно-белое, чуть выцветшее, с мягкой улыбкой, которую она знала наизусть.
Потом выпрямилась, медленно, как будто тяжесть этой маленькой рамки тянула её вниз.
— Выходите, — сказала она, не глядя ни на Викторию, ни на Алексея. Голос был ровным, почти бесцветным, но внутри что-то дрожало. — Завтра. Максимум — послезавтра. Я так больше не могу. Не хочу. Не буду. Сумки свои собирайте — и на выход.
Виктория собиралась долго. Сначала — вещи детей: куртки, ботинки, пластмассовые машины. Потом пакеты с продуктами — и всё это с комментариями:
— Это я обратно к маме не повезу…
— А это, может, вам оставить? Всё равно с акцией брала…
— Мальчики, не трогайте её! Видите же, тётя Лена сердится!
Алексей стоял у окна. Елена даже не спрашивала, что он решил. Он молчал, но в его молчании было что-то неуловимо постороннее.
Виктория уехала ближе к вечеру. Машина долго не заводилась, дети плакали, один уронил рюкзак прямо в грязь. Елена не вышла провожать. Села в кресло и смотрела в окно, пока шум за дверью не утих совсем.
В квартире стало тихо. Даже чересчур. Она убрала со стола, вытерла раковину, сменила полотенце на кухне. В ванной — выкинула чужие щётки. Потом пошла в комнату и закрыла глаза. Пустота. Но не страшная. Чистая.
На следующий день после отъезда Виктории, когда в квартире воцарилась осторожная тишина, зазвонил телефон. Алексей разговаривал с матерью — громко, резко, с надрывом:
