– Он любил образ, который сам себе нарисовал, – Катя протянула Лиде салфетку, готовую вытереть слёзы. – Творческая жена, уютный дом, интересные разговоры по вечерам… А потом реальность вклинилась в эту картинку, и он побежал к мамочке за инструкциями, – сказала она с горькой усмешкой.
– И что мне теперь делать? – Лида посмотрела на подругу с отчаянием, словно ищет опору.
– Бороться! – твёрдо сказала Катя, сжимая руку Лиды. – Эта квартира – твоя. Твоя личная территория. И никакие безупречные маникюры Марины Викторовны этого не изменят, – она улыбнулась, уверенная в силе подруги.
Лида слабо улыбнулась, впервые за долгое время почувствовав поддержку.
– Ты заметила её маникюр? – спросила она с лёгкой иронией.
– Ещё бы! – фыркнула Катя, смеясь. – Думаю, она тратит на него больше, чем я на аренду своей квартиры. Ну ничего, ты справишься. Ты сильнее, чем кажешься, – добавила она с уверенностью, которая передалась и Лиде.,Лида покачала головой, чувствуя, как внутри нарастает усталость, почти безнадежность.
– Иногда мне хочется просто всё бросить, – тихо произнесла она, голос дрожал. – Отдать им эту несчастную квартиру и начать с чистого листа, без всего этого бесконечного давления.
Катя, сидевшая напротив, резко стукнула чашкой по столу, от этого звука в комнате повисла напряжённая тишина.
– Нет уж! – твердо сказала она, глядя Лиде прямо в глаза. – Только не это. Если ты сейчас сдашься, они поймут, что тебя можно дожать. Что твои границы – это просто карандашные линии, которые легко стереть. Не позволяй им этого! Ты сильнее, чем им кажется, и сильнее, чем ты сама порой думаешь.
В комнате, наполненной людьми, кто-то тихо поддерживал Антона, сетуя: «Он столько в неё вложил, а она даже ребёнка не родила». Другие же искренне сочувствовали Лиде, говоря: «Попала под каток свекрови-манипуляторши». Каждый видел ситуацию со своей стороны, и споры продолжались, словно нескончаемый круговорот обвинений и оправданий.
Но правда, как это часто бывает, лежала где-то посередине. Их брак разрушила не только жадность и расчетливость Марины Викторовны, но и слабость Антона. Его неспособность стать самостоятельным мужчиной, оторваться от материнской пуповины была очевидна. А ещё – страх Лиды перед конфликтами, её желание всем угодить, боязнь сказать «нет» в нужный момент.
В последний день заседания Лида и Антон неожиданно столкнулись в коридоре суда. Он выглядел осунувшимся, словно выжатый лимон, и каким-то совершенно потерянным.
– Лид, – начал он с неуверенностью в голосе. – Может, договоримся? Мне это всё… тяжело.
Она встретила его взгляд – впервые за долгие месяцы – и увидела там растерянность и боль, которые раньше были скрыты за маской равнодушия.
– О чём договоримся, Антон? – спросила она, стараясь сохранить спокойствие. – О том, как твоя мать продолжит управлять твоей жизнью? Или о том, как ты предал наши отношения ради денег?
– Нет? – Лида повысила голос, не скрывая обиды. – А как назвать то, что ты, юрист, специально собирал доказательства против собственной жены? Готовился к суду, живя со мной под одной крышей?
Антон опустил глаза, словно не в силах встретиться с её взглядом:
– Я запутался. Мама говорила…
– Вот именно, Антон. Мама говорила. И будет говорить, пока ты сам не начнёшь принимать решения, – сказала Лида твердо и с горечью.
Решение суда стало для всех неожиданностью. Судья Елена Николаевна Соколова, тщательно изучив все материалы дела, вынесла вердикт: отказать Антону в праве на долю квартиры, но обязать Лиду выплатить ему компенсацию – ровно половину документально подтвержденных расходов на ремонт.
– Суд считает доказанным факт вложения истцом личных средств в улучшение жилищного имущества ответчицы, – зачитывала она решение, голос её был ровным и безэмоциональным. – Однако не находит оснований для выделения доли в праве собственности, поскольку указанное имущество было приобретено ответчицей до брака и юридически не переходило в совместную собственность.
Выходя из зала суда, Лида неожиданно столкнулась с Мариной Викторовной. Та поджала губы, и в её взгляде сквозила холодная насмешка.
– Что ж, ты добилась своего, – сказала она медленно, словно каждое слово было тщательно взвешено. – Оставила моего сына без крыши над головой.
Лида устало улыбнулась, несмотря на всю тяжесть момента.
– У вашего сына есть крыша, Марина Викторовна. Трёхкомнатная, в элитном доме. Я о вашей квартире. Куда вы его забрали, как только мы подали на развод, – сказала она, сделав паузу, чтобы слова лучше дошли. – Знаете, я благодарна вам.
– Мне? – удивлённо спросила Марина Викторовна, искренне не понимая, что именно могла вызвать у Лиды благодарность.
– Да. Вы показали мне, какой матерью я не хочу быть для своих будущих детей, – тихо сказала Лида, положив руку на живот, словно подтверждая свои слова. – И каким человеком не хочу быть в принципе.
Глаза Марины Викторовны расширились от неожиданности:
– Да, – мягко, но решительно ответила Лида. – Антон знает. Но вам, конечно, не сказал.
Лида развернулась и направилась к выходу, не желая слушать дальнейшие попытки отговорить её.
– Постой! А как же…
Но слова остались невысказанными. Она уже не слушала. Оказавшись на улице, где ярко светило апрельское солнце, Лида глубоко вдохнула, чувствуя, как в груди разливается долгожданное облегчение. Впереди была новая жизнь – сложная, неизвестная, но теперь уже её собственная. И эта квартира – тоже своя, маленькая крепость, которую она сумела отстоять, несмотря ни на что.
