В тот вечер, когда Антон пришёл домой, Лида сидела за кухонным столом, перед ней лежали распечатанные бумаги. В комнате стояла тишина, прерываемая лишь тихим жужжанием холодильника и мерным тиканием настенных часов.
– Что это, Антон? – её голос звучал удивительно спокойно, но в нем чувствовалась сталь.
Он застыл в дверном проёме, не снимая пальто, глаза искали её взгляд.
– Лида, ты копалась в моём компьютере? – спросил он, стараясь удержать эмоции под контролем.
– Я искала наши свадебные фотографии. А нашла план по отъёму моей квартиры, – ответила она, подняв документы. – «Юридическое обоснование признания существенного неотделимого улучшения имущества супруга». Это что вообще такое, Антон?
Он медленно снял пальто и присел напротив неё, тяжело опускаясь на стул.
– Это не то, что ты думаешь, – произнёс он, стараясь сохранить спокойствие.
– Правда? – Лида посмотрела ему прямо в глаза, не отводя взгляда. – А по-моему, это именно то. Вот смета на ремонт с точностью до копейки. Вот экспертная оценка увеличения стоимости квартиры. Вот выписки с твоих счетов. Ты готовишься судиться со мной за мою же квартиру?
Антон провёл рукой по лицу, словно пытаясь избавиться от тяжести момента.,Антон провёл рукой по лицу, словно пытаясь стереть с себя усталость и раздражение, накапливавшиеся последние недели.
– Лид, послушай… – его голос дрогнул, – это просто юридические выкладки. Теоретические.
– Теоретические? – Лида резко швырнула бумаги на стол, отдав их в беспорядке. – Ты правда считаешь, что я дура? В этих бумагах черновик искового заявления! Там моё имя в качестве ответчика!
Антон замялся, пытаясь найти слова.
– Это мама… – наконец прошептал он, но тут же осёкся, понимая, что объяснения только усугубляют ситуацию.
– Ах, мама! – Лида горько рассмеялась, глаза блестели от нарастающей злости и разочарования. – Конечно, мама! Мамочка решила всё за своего маленького мальчика — что ему носить, где работать и как отжать квартиру у глупой жены.
– Ты несправедлива, – тихо сказал Антон, – мама хочет только как лучше.
– Как лучше? – Лида встала, опираясь руками на стол, взгляд её был полон усталости и боли. – Для кого это «лучше»? Для тебя? Или для неё? Я устала, Антон. Устала от того, что в нашей спальне всегда стоит тень твоей матери. От того, что каждое наше решение должно проходить через её фильтр. От того, что я живу по её правилам, в своей собственной квартире, но словно гость.
– Лида, давай всё обсудим, – попытался он смягчить ситуацию, делая шаг вперёд.
– Нечего обсуждать, – её голос стал твёрдым и решительным. – Я хочу развода, Антон.
Он посмотрел на неё с недоверием, словно надеясь на чудо.
– Из-за каких-то бумажек? Ты же знаешь, что я люблю тебя.
– Нет, не из-за бумажек, – её голос дрогнул от сдерживаемых слёз. – Из-за предательства. Ты готовил юридическую атаку на меня, пока мы жили под одной крышей. Ты обсуждал с матерью, как лучше отобрать мою квартиру. Ты… – она запнулась, не в силах закончить фразу. – Ты перестал быть моим мужем и превратился в маминого сына. А я больше не хочу быть вашей семейной собственностью.
– Ты всё неправильно поняла, – Антон попытался взять её за руку, но Лида резко отстранилась, словно обожжённая.
– Нет, я всё поняла правильно. Впервые за три года – абсолютно правильно.
В зале суда стоял удушающий дух, словно стены сжимались, не давая вздохнуть. Судья — полная женщина около пятидесяти лет с усталым и строгим лицом — внимательно изучала бумаги, изредка поднимая взгляд на присутствующих.
Адвокат Антона, Сергей Петрович — сухощавый мужчина с проницательным взглядом — методично излагал позицию:
– Истец вложил значительные средства в улучшение жилищных условий. Согласно представленным чекам и договорам, сумма вложений превысила два миллиона рублей, что существенно повысило рыночную стоимость квартиры. Фактически, мой доверитель оплатил капитальный ремонт, что даёт ему право на компенсацию или долю собственности.
Адвокат Лиды — молодая женщина по имени Алина — выглядела менее уверенно, но говорила чётко и понятно:
– Ваша честь, хотелось бы обратить внимание на несколько важных моментов. Во-первых, квартира является добрачным имуществом ответчицы. Во-вторых, отсутствуют документы, подтверждающие, что средства на ремонт были исключительно личными средствами истца, а не общими. В-третьих, существует переписка, подтверждающая, что ремонт преподносился как подарок, а не как инвестиция с целью получения доли.
Марина Викторовна сидела с прямой спиной, излучая уверенность и непоколебимость. Когда её вызвали для дачи показаний, она говорила спокойно, с достоинством:
– Я лично давала сыну деньги на обустройство их семейного гнезда. Это были его личные средства, которые он вкладывал в общее будущее семьи. Лидия знала об этом и принимала помощь. Более того, она сама выбирала материалы, прекрасно осознавая их стоимость.
Когда очередь дошла до Лиды, она почувствовала, как горло сжалось от волнения и напряжения.
– Ваша честь, – начала она, стараясь сохранять спокойствие, – когда мы начинали ремонт, речь не шла о долях или компенсациях. Антон говорил, что делает это для нас, для нашей семьи. Да, его мать помогала финансово, но это была помощь семье сына, а не инвестиция. – Она перевела дыхание, – В подтверждение я хочу представить переписку между мной и Антоном, где он пишет… – раскрывая распечатанные сообщения, – «Не переживай за деньги на ремонт, это наш общий дом, я хочу, чтобы нам было комфортно».
