Прошло два дня. К нам пришёл участковый — мужчина лет сорока с доброжелательным, но серьёзным выражением лица. Он внимательно посмотрел документы, выслушал обе стороны. Наташа пыталась оправдаться, кидая в воздух фразы: «Это всё временно», «у нас дети», «мы же родные». Я же молчала, лишь показала бумажку с завещанием — моё единственное и непреложное право.
— У вас нет законных оснований здесь находиться, — подвёл итог участковый. — Если собственник возражает — вы обязаны освободить жильё. По-хорошему или через суд.
— Ясно, — буркнул Лёшка, словно смирившись с неизбежным.
Наташа смотрела на меня с выражением предательства и гнева, будто это я пришла в её квартиру, заняла всё и теперь выгоняю её. Её глаза горели обидой и злостью.
— Ты жалкая. Думаешь, победила? — прошипела она позже на кухне, когда остались одни. — Одна останешься.
Я не ответила сразу. Внутри меня закипала другая мысль: лучше быть одной, чем с теми, кто готов отобрать у тебя даже стены, которые ты называешь домом.
Через неделю они уехали. Ночью. Без прощаний. Только хлопок двери и след от тяжёлой сумки на паркете напомнили о том, что здесь когда-то была их жизнь.
Я встала утром и ощутила непривычную тишину. Ни звона кружек, ни звуков мультиков, ни запаха дешёвых сигарет, которые раньше заполняли воздух. Только я, окно и мягкий утренний свет, который ласково проникал в комнату, обещая новый день и новую жизнь.,Я обошла всю квартиру, шаг за шагом, словно стараясь запомнить каждую деталь, каждую мелочь, которая теперь казалась особенно значимой. В маминой комнате — пусто. Там не осталось ни одного знакомого предмета, ни одного следа её присутствия. На подоконнике стояла чашка с полузасохшим цветком — как немой свидетель прошедших дней. Я осторожно взяла её в руки, почувствовав тяжесть не только керамики, но и воспоминаний. Выносила чашку на улицу, ставя её на ступеньки, словно отпуская прошлое.
Вернувшись, я открыла окна во всю ширину. Свежий воздух ворвался в комнату, наполняя её лёгкостью и прохладой. Вдохнула глубоко — впервые за многие месяцы почувствовала свободу, словно сдавила грудь груз, который наконец отпустил. Этот воздух казался мне новой жизнью, шансом начать всё заново.
Первое, что я сделала после их отъезда — вымыла полы. Не из-за грязи, ведь квартира была чиста, а из желания стереть всё, что напоминало о них. Смыла запахи, следы, даже невидимые отпечатки шагов. Мыла тщательно: по углам, под шкафами, за дверями, не пропуская ни одного сантиметра. Казалось, что вместе с грязью уходит и чужое, навязанное мне, всё, что мешало дышать и жить по-настоящему.
После уборки я долго сидела в тишине на кухне. За окном проезжали машины, слышались голоса детей, где-то ругались соседи — обычная суета спального района. Но в моей квартире царила тишина, глубокая и спокойная. Мама бы сказала: «Настоящий дом — это когда спокойно». Раньше я не могла понять этих слов, но теперь — понимала до боли.
Я взяла листок бумаги и написала список. Что вернуть себе, что вернуть в жизнь:
Заварила чай, села с блокнотом. Вопросы крутились в голове: Что простить? — Сестру? Нет, не сейчас. Может, когда-нибудь, когда сердце станет легче. Себя? Обязательно — за всё, что пришлось пережить, за ошибки, за боль.
Папка с документами лежала на столе — аккуратно сложенные бумаги: завещание, регистрация, квитанции. Моя крепость, которую я чуть не отдала без боя. Я смотрела на неё и чувствовала странную гордость. Я справилась. Я удержала своё пространство, свою жизнь.
На работе я впервые за долгое время улыбалась искренне, не через силу. Купила себе новую юбку — яркую, чуть короче, чем обычно. Хотелось перемен, свежести. Подумала о поездке — в маленький город, на пару дней, чтобы сменить обстановку и забыть хотя бы на время.
Наташа не звонила. И я не ждала её звонков. Я знала — где-то сейчас идёт очередной спектакль с новой жертвой. Это её жизнь, её драма. А моя — другая, тихая и спокойная.
Однажды вечером позвонила бывшая соседка. — Видела твою сестру с мужем. В очереди в ЖЭК ругались. Что-то про жильё. Вид у неё был… ну, ты понимаешь. — Понимаю, — ответила я тихо, не испытывая ни злости, ни боли. Просто понимание.
Я больше не чувствовала злости. Ни боли, ни желания отомстить. Я просто жила. В своей квартире. В своём ритме. В своей тишине.
Достала альбом с фотографиями. Перелистывала снимки мамы, папы, себя маленькой. Там была и Наташа — с её светлыми кудрями и огромными глазами, такими живыми и настоящими. Я не вырвала её фото. Не вычеркнула. Просто закрыла альбом и отложила в ящик. На место.
Теперь всё было по местам. Все воспоминания, вся жизнь — наконец обрели спокойствие и порядок.
