Может, я ошибаюсь? Может, это совсем не она?
Но воспоминание о ее взгляде на Новогоднем корпоративе возвращается ко мне с неожиданной силой. Яр наклонился ко мне и поправил лямку моего платья, а я случайно встретилась глазами с Эллой. Взгляд был острым, напряженным, темным. Когда она поняла, что я смотрю на нее с недоумением, она улыбнулась, но эта улыбка была слишком искусственной, слишком натянутой. Она подняла бокал в знак приветствия, а потом быстро осушила его и поспешно ушла.
Меня вообще не должно было быть на этом корпоративе. Я сама напросилась, потому что не хотела сидеть дома одна. Планировала встретиться со своими школьными подругами, но все сорвалось в последний момент: внука Машки привезли с высокой температурой, у Кати внезапно началась мигрень.
Так что я решила пойти с Ярославом на корпоратив. Он не возражал, говорил, что будет рад моей компании. Но теперь я понимаю, что это была ложь. Его слова звучали натянуто, и по интонации я должна была понять, что никто на самом деле не хотел меня видеть там. Но я закрыла глаза на это напряжение, на его холодок.
Дура. — Эта мысль глухо звучит в голове, как приговор. — Это Элла?,Дура.
— Это Элла? — спрашиваю я, не отрывая взгляда от сложного узора на ковре, словно надеясь, что он поможет мне отвлечься от горькой правды. — Ведь так?
— Так, — Яр не пытается отрицать, его голос ровный, без тени сомнения.
Я медленно выдыхаю, прижимая пальцы к губам, чтобы сдержать громкий всхлип, который вот-вот вырвется наружу. Внутри меня разгорается смесь боли и сожаления. Я всегда так восхищалась этой женщиной — её силой, умом, невероятной смекалкой и внимательностью к деталям. Она могла часами сидеть за отчетами, не замечая времени, и благодаря её усилиям в финансовом отделе воцарились дисциплина, порядок и высокие результаты.
Да и сам Ярослав не раз говорил с искренним уважением, что Элла — умная женщина. Но теперь я понимаю, что это было не просто уважение. Это было восхищение, которое постепенно отдаляло его от меня — от тихой домохозяйки, которая никогда не дружила с цифрами и деньгами, которая не могла сравниться с ней.
— Я должна была тогда понять, — сдавленно шепчу я, голос дрожит от подавленных эмоций. — Она так на нас тогда смотрела… когда ты, — я поднимаю взгляд на Ярослава, который кажется отстранённым и холодным, — когда ты поправил лямку моего платья… Вы уже тогда… тогда были вместе?
— Тогда еще нет, — отвечает он, не отводя взгляда, словно пытаясь удержать баланс между прошлым и настоящим. — Но… нас уже тянуло друг к другу.
Внутри всё сжимается от боли. Я пытаюсь собраться, чтобы задать самый мучительный вопрос:
— Разве это имеет значение? — перебивает он меня, словно отгоняя мои попытки докопаться до истины.
— Имеет, — настаиваю я, чувствуя, как каждое слово вырывается из глубины души.
— В феврале. Всё началось в феврале, — говорит он спокойно, почти безэмоционально.
Четыре месяца. Я закусываю губы, чтобы не заплакать, и медленно выдыхаю, словно пытаясь выпустить боль наружу:
— Не буду спорить, — вздыхает Ярослав. — И для меня это было долго. Долго и муторно. Не стоило так тянуть, — он хмыкает, словно пытаясь снять напряжение. — В итоге мы всё равно разводимся. Я же уже и в феврале не хотел возвращаться домой, к тебе. Видеть тебя, слышать тебя.
Меня снова начинает трясти от бессилия и боли, и я глухо отвечаю, с трудом сдерживая слёзы:
— Давай уже обговорим наш развод. Я услышала достаточно.,— Не буду спорить, — вздыхает Ярослав, опуская взгляд и медленно покручивая пальцами по краю дубовой столешницы. — И для меня это было долго.
Его голос звучит устало, как будто он сам не до конца верит в то, что произносит. В комнате стоит тишина, нарушаемая только едва слышным постукиванием его пальцев. Я глубоко вздыхаю, собираясь с мыслями, и наконец решаюсь:
— Давай уже обговорим наш развод. Я услышала достаточно.
— Рад, что ты понимаешь… — он снова постукивает, словно пытаясь унять внутреннее волнение, — что это конец.
Я отворачиваюсь, не желая смотреть на него, и закусываю губы, пытаясь сдержать дрожь в голосе.
— Мне ничего от тебя не надо, — говорю я твердо, хотя внутри буря эмоций.
Ярослав резко меняет тон, в голосе появляется раздражение:
— Ты ни дня не работала, Лер.
Это удар под дых. Его слова режут меня, словно холодный нож. Я понимаю, что для него я — просто та, кто сидел дома, не делая ничего значимого. Моя гордыня, которая прежде казалась моей защитой, сейчас выглядит жалкой и наивной.
