Я сжала ладони на коленях, чувствуя, как пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки. В комнате пахло старой древесиной и пылью, которую Элла Аркадьевна, видимо, решила не замечать. За окном тихо шелестели листья, но внутри меня нарастало напряжение.
Она посмотрела на меня с легким удивлением, будто я сказала что-то совершенно абсурдное.
— Леночка, — произнесла она медленно, с оттенком снисхождения, — я же к сыну приехала. К родному сыну. Разве мне нужно приглашение?
Я почувствовала, как кровь прилила к лицу, и горечь подступила к горлу. Это был ее коронный прием — напомнить, что она мать, а я всего лишь невестка, пришлая, чужая, может, и вовсе временная. Я открыла рот, чтобы ответить, но слова застряли где-то в горле.
В этот момент вмешался Саша. Его голос был тихим, но твердым.
— Мам, давай без этого. Мы просто хотели пару дней отдохнуть.
Я взглянула на него, но он не встретил моего взгляда, продолжая ковырять вилкой в тарелке. В комнате повисла неловкая пауза, и я услышала, как где-то в углу скрипнула дверь шкафа.
— Отдыхать? — Элла Аркадьевна рассмеялась, и ее смех прозвучал резким, как звон разбитого стекла. — Александр, отдыхать надо с умом. А то вы, небось, только и делаете, что в телефонах сидите.
Она встала и оглядела комнату с видом судьи.
— Я вот сейчас порядок наведу, а то у вас тут, как в сарае.
Она начала действовать. За час она переставила кастрюли на кухне, заявив, что мой порядок «неудобный». Я стояла в дверях, наблюдая, как она выдергивает половину цветов из клумбы, потому что «они не сочетаются». Потом она взялась за занавески — наши зеленые, которые я сама шила. Она перевешивала их, не спрашивая меня.
Я стояла, глядя на это, и чувствовала, как внутри меня что-то ломается. Это была не просто дача. Это было наше пространство. Мое пространство. А она врывалась в него, как танк, и рушила все, что я пыталась построить.
Я подошла к окну и провела пальцами по холодному стеклу. За ним медленно темнело, и в саду зазвучали первые сверчки. В воздухе пахло сыростью и землей.
К вечеру я уже не могла сдерживаться. Мы сидели за столом, и Элла Аркадьевна, не умолкая, рассказывала, как надо правильно жарить шашлык. Саша молчал, ковыряя мясо вилкой, не поднимая глаз. Я смотрела на него и ждала. Ждала, что он наконец-то скажет хоть слово. Но он только ел.
— Элла Аркадьевна, — я отложила вилку и посмотрела ей прямо в глаза. — Если честно, вас на дачу вообще никто не приглашал.
Тишина повисла такая, что, кажется, даже сверчки за окном замолчали. Саша замер с куском мяса на полпути ко рту. Я почувствовала, как сердце бьется слишком громко, и в комнате стало холоднее. В углу на столе стояла кружка с остывшим чаем, и я медленно подняла ее, чтобы сделать глоток, но остановилась. В этот момент казалось, что время застыло.,Тишина повисла в комнате так густо, что казалось, даже сверчки за окном перестали стрекотать. Я отложила вилку на тарелку, почувствовав, как пальцы слегка дрожат. Саша застыл с куском мяса на полпути ко рту, будто замер во времени. Элла Аркадьевна медленно подняла брови, и её улыбка растянулась ещё шире, но теперь в ней появилась холодная сталь, которая резала взгляд.
— Леночка, — произнесла она, и голос её был сладок, словно густой сироп, — это что, ты меня из дома сына выгоняешь?
Я почувствовала, как горло сжимается, и взгляд стал тверже. — Это наш дом, — сказала я, стараясь не дрогнуть. — Наш с Сашей. Мы хотели провести здесь время вдвоём. Без гостей. Без… — я на мгновение замялась, перебирая слова, — без ваших порядков.
Саша тихо покашлял, наконец поднял голову и посмотрел на меня. Его глаза были пусты, и я ощутила, как нож предательства вонзается в грудь. Он снова выбрал её сторону. Как всегда.
Элла Аркадьевна покачала головой, словно я была капризным ребёнком, не понимающим элементарных вещей. Она медленно встала, поправила платье, и в комнате зазвучал скрип пола под её шагами.
— Александр, — сказала она, глядя на Сашу, — я же говорила, что Лена тебя не уважает. А ты всё молчишь.
Я сжала кулаки на коленях, чувствуя, как напряжение нарастает. В воздухе пахло холодным металлом — от старого вентилятора, который тихо гудел в углу. Я взглянула на окно — за стеклом медленно опускалась ночь, и в тишине слышался только слабый шум улицы.
