— Конечно, Леночка. Я всегда говорила, что порядок — это основа.
Я кивнула в ответ, чувствуя, как напряжение немного спадает. Но понимала — это только начало.,— Доброе утро, — сказала я, улыбаясь, хотя внутри уже копилась усталость. — Я тут подумала, может, нам всем вместе навести порядок?
За окном слышался редкий гул машин, а на кухне пахло вчерашним кофе, который я так и не допила. Элла Аркадьевна, стоя у окна, повернулась ко мне.
— Конечно, Леночка. Я всегда говорила, что порядок — это основа.
Она говорила это так, будто порядок — не просто слово, а закон, который нельзя нарушать. Я вздохнула, взяла тряпку и начала протирать стол, но нарочно делала все не так, как она хотела. Поставила вазу не туда, где она обычно стояла, повесила занавески криво, оставила пятна на столе, которые не вытерла до конца. Каждый раз, когда она подходила исправить, я переделывала заново. В комнате повисло напряжение, словно воздух стал плотнее.
К обеду Элла Аркадьевна была на грани. Ее руки дрожали, когда она пыталась поправить занавески, а глаза — уже не скрывали раздражения.
— Лена, — наконец не выдержала она, — ты что, нарочно?
Я посмотрела на нее, все еще улыбаясь, хотя улыбка была натянутой.
— Элла Аркадьевна, я просто пытаюсь быть как вы. Вы же всегда знаете, как лучше.
Она замолчала. Впервые за все время я видела, как ее уверенность дала трещину. Она отвернулась, словно пытаясь скрыть что-то под маской спокойствия. В этот момент Саша, который до этого сидел в углу с телефоном, наконец-то поднял голову. Его взгляд был усталым, но решительным.
— Мам, Лен, хватит, — сказал он. — Давайте просто поговорим.
В комнате повисла тишина. Я опустила руки, почувствовала, как холодная кружка на столе оставляет следы на ладони. В голове мелькнула мысль: «Что, если бы я тогда действительно попыталась понять, а не провоцировать?» Но было поздно. Мы все замерли, каждый в своем напряжении, и разговор, который мог бы все изменить, так и не начался.,Она замолчала. Впервые за все время я видела, как ее уверенность дала трещину. В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь тихим скрипом пола под ногами. Я заметила, как она сжала пальцы в кулак, будто пытаясь удержать себя в руках.
— Мам, Лен, хватит, — сказал он, голос его прозвучал ровно, но с оттенком усталости. — Давайте просто поговорим.
Я посмотрела на него, на его усталое лицо, и почувствовала, как напряжение в груди немного ослабло. Он всегда был тем, кто пытался сгладить острые углы, даже если сам внутри кипел. Мы сели за стол, на котором остались крошки от вчерашнего ужина. Я медленно убрала их салфеткой, стараясь собраться с мыслями.
И мы поговорили. Впервые за три года. Слова шли тяжело, но я не могла остановиться. Я рассказала, как устала от ее контроля, от ее непрошеных советов, от того, что она не видит во мне равную. Вспомнила, как в детстве она всегда решала за меня, как будто я была ребенком, а не взрослой женщиной. Саша молчал, но слушал. Его взгляд был сосредоточенным, он не перебивал, не пытался вставить слово. Элла Аркадьевна пыталась возражать, но я не дала ей себя перебить. Каждый раз, когда она открывала рот, я поднимала руку, чтобы остановить.
— Я не хочу ссориться, — сказала я в конце, голос мой был твердым, без намека на жалость. — Но я хочу, чтобы вы уважали наш дом. Наши правила. Если вы хотите приезжать, спрашивайте. Если хотите что-то изменить, спросите. Это не только ваш сын, это мой муж. И это наша жизнь.
Я посмотрела на нее, заметила, как ее глаза на мгновение потускнели. Она отвернулась, словно пытаясь скрыть что-то. В комнате повисла тяжелая пауза. Я услышала, как за окном зашумел ветер, и холодный воздух пробрался через приоткрытое окно.
Она уехала вечером. Не сказала ни слова, просто собрала свои сумки и ушла. Я видела, как она медленно закрывала шкаф, будто не хотела уходить, но понимала, что выбора нет. Саша проводил ее до машины, шаги их звучали глухо на пустой лестнице. Когда он вернулся, он молча обнял меня.
— Ты была права, — тихо сказал он, голос его дрожал чуть заметно. — Я должен был сказать это раньше.
Я кивнула, чувствуя, как гора падает с плеч. В комнате пахло холодным воздухом и остатками вечернего чая. Я медленно провела рукой по столу, ощущая шероховатость поверхности. Это была не победа. Это был просто первый шаг. Но он был наконец сделан.
