— Скоро дядя Лёня приедет на недельку, поживёт тут. Других комнат у нас нет, придётся ему рядом с вами ютиться…
— Какой ещё дядя Лёня? — свекровь насторожилась.
— Так ваш родной брат, — притворно удивленно взглянула Оля. — Рассказывала же. Разве не знаете, он перенёс серьёзную операцию, и теперь ему тоже надо восстановиться. Прямо как вам… Вы небось рады будете наконец брата увидеть.
Лицо свекрови стало сосредоточенным:
— Не представляю, куда вы ещё одного человека поселите. У вас же мало места.
— Вот и я думаю, — легко согласилась Оля.
И наконец, в тот же вечер, когда Людмила Григорьевна посетовала на «больные суставы», Оля подхватила идею:
— Конечно, надо к врачу идти. Я уже записала вас в поликлинику, надо несколько анализов сдать. Вот направление в стационар: пусть пару дней там понаблюдают. Для здоровья же.
— Не… Не надо, я как-то сама. Мне уже лучше.
— Раз лучше, отлично. Но если действительно серьёзно, почему вы сидите без обследования? — настаивала Оля.
Виталий, снова услышав разговор, пробормотал:
— Да, мам, зачем тогда было говорить, что так плохо?
Людмила Григорьевна только пожала плечами, но ничего не ответила. Вскоре ушла в комнату и притихла.
Прошла пара дней. Оля продолжала спокойно вести хозяйство. И вот однажды утром Людмила Григорьевна вышла из комнаты уже собранной:
— Олечка, я решила, что лучше мне домой вернуться. Тут у вас, конечно, хорошо, но я, наверное, мешаю. Да и спина моя на этом диване… В общем, позвоню-ка я Галине Николаевне, пусть она меня заберёт.
— Как скажете. Только в больницу мы так и не сходили. Вы уверены, что вам не надо обследование?
Свекровь махнула рукой:
— У меня наконец всё прошло. Виталик, — повернулась она к сыну, — ты уж не сердись. Я бы и дольше пожила, но вижу, как Оле трудно. Да и вас тревожить не хочу…
Она говорила не громко и не жалобно, но с явным пафосом. Когда Галина Николаевна перезвонила, свекровь при Оле прощально вздохнула:
— Да, Галина, конечно, забери меня. Не могу же я тут оставаться, молодым мешать. А я-то думала… Ну ладно, не важно.
Виталий наблюдал эту сцену с сердитым видом. Когда мать вышла из квартиры, он бросил на Олю укоряющий взгляд:
— Ты же её выжила! Это моя мать.
Оля поставила чашку на стол и сказала:
— А ты доверил мне свою мать, не проверив, справлюсь я или нет. Я не сиделка ни ей, ни тебе. У меня есть работа, сын, домашние дела.
— Всё равно как-то жестоко получилось.
— Зато честно, — спокойно проговорила Оля. — Она ведь и сама поняла, что у неё всё нормально. Ей комфортнее дома. Я с ней не воюю, я просто живу на своей территории.
На том разговор оборвался. Вечер прошёл на удивление спокойно. Егор пошёл к друзьям, Виталий уехал по делам, а Оля осталась дома одна. Кот мурлыкал у ног. За последнюю неделю она не помнила вечеров без просьб и указаний. И вдруг осознала, что наконец-то может спокойно сесть на кухне. Она поставила тарелку с поздним ужином, неторопливо съела и посмотрела в окно. Внутри не было ни чувства торжества, ни жгучей обиды. Лишь тёплое ощущение, что вернула себе привычный ритм жизни и уважение к самой себе.
