— Ну, ты же не думаешь, что деньги — это только для тебя? Мы вместе сейчас. Это как бы… партнёрство. Я помогаю тебе, а ты должна помочь мне. Финансово.
Прошло чуть больше месяца. В теории Лена всё ещё пела свою песню «на пару недель». На практике — уже выбросила Анину пену для душа, потому что «у неё аллергия на химию», переставила всю посуду «по логике» и стала просыпаться позже, чем Артём.
Каждое утро начиналось одинаково. Ванна занята. Холодильник постоянно открыт, как портал в параллельную реальность, где Анины продукты внезапно стали чьими-то общими.
— Ты что, съела мои йогурты? — как-то спросила Аня.
— Они стояли уже три дня. Ты явно не хотела их. Я ж не знала, что ты к ним прикипела, — без тени стыда ответила Лена, вытирая руки о кухонное полотенце. Раньше у Ани все они оставались идеально чистыми. Теперь это было покрыто загадочными разводами.
Аня работала из дома три дня в неделю. Но теперь это стало квестом. То Артём включал планшет на максимум, играя в какую-то игру, где ежик громко кричит на немецком, то Лена начинала записывать «рилсы» на фоне белой стены, где у Ани раньше стоял цветок. Цветка теперь не было. Лена сказала, что он ей мешал «энергетически».
— Ты такая холодная, Ань, честно. Неудивительно, что ты до сих пор одна. Ты вообще с людьми разговаривать умеешь? — говорила Лена, устраивая очередную показательную уборку и стирая пыль с чистых полок.
Аня сидела в наушниках, включая белый шум, чтобы не слышать сестру, не слышать ребёнка, не слышать своё собственное «почему я это допустила».
Искры пошли в день, когда пришли счета за коммуналку.
— Ты платишь, да? — как само собой разумеющееся сказала Лена. — Я бы скинулась, но у меня вообще ничего сейчас. Кошмар просто. Долги, школа, кружок по танцам — ты ж понимаешь.
Аня понимала. Слишком многое. В том числе, что сестра не сказала даже «спасибо».
Она решила поговорить. Спокойно. Без наезда. Без претензий. Как взрослые люди.
— Лена, послушай. Мне тяжело одной всё тянуть. Давай как-то договоримся: ты хотя бы покупку продуктов берёшь на себя. Или платишь часть счетов.
Лена удивилась, как будто её обвинили в краже.
— Серьёзно? Ты хочешь деньги с родной сестры содрать? Ты совсем с ума сошла? Я что, чужой человек тебе?
— Я не говорю про деньги. Я говорю про участие, — тихо ответила Аня.
— Да ты просто жадная. Всегда такой была, кстати. Папа мне говорил: Аня с копейкой расстанется, только если в заложники возьмут кота.
Потом был новый «сюрприз». Лена пришла с пакетом. Внутри — плед, свечи, несколько декоративных подушек.
— Я решила обновить квартиру. Сделать уютно.
— Ты опять взяла деньги с моей карты?
— Ну я думала, ты не против. Это же для нас! Ты правда готова скандалить из-за пары подушек?
Аня в ответ молчала. Потому что понимала: если сейчас начнётся скандал, она проиграет. Лена умеет плакать. Умеет жаловаться маме. Умеет вызвать сочувствие даже у банкомата.
И тогда, вечером, Аня сделала то, что в её жизни всегда предшествовало радикальным шагам. Она открыла тетрадь. И начала писать.
Дата. Расход. Кто покупал. Кто пользовался.
Лена над ней посмеялась.