Она думала, что всё закончилось. Что теперь начнёт жить заново. Уже даже подумывала — не поменять ли диван тот самый, на котором лежала Светкина подруга с ананасами на футболке из супермаркета, который так всем нравился.
Но ровно в восемь вечера в дверь позвонили.
Наталья открыла и просто застыла.
— Здравствуй, Наташенька, — произнесла женщина, в которой удивительно переплелись строгость налогового инспектора и мягкость медсестры. В руках у неё был пластиковый чемоданчик, на плече — сумка, а за спиной — подросток в капюшоне, с наушниками, с лицом, в котором читалась одна-единственная эмоция: «Меня всё бесит, особенно вы».
— Я Вера Васильевна, — представилась женщина, — бывшая жена Виктора. И, возможно, теперь — будущая бабушка.
Наталья открыла рот, потом закрыла.
— Простите… кто вы?
— Бывшая. И мама Артёма. Он, как бы это сказать… поругался с отцом и с моим новым мужем. И теперь нам нужно, чтобы он пожил у тебя. Ну, у вас. Виктор сказал, ты не против.
Мир в душе Натальи снова трещал по тончайшим ниточкам — тоньше самых тонких ниток в старой кофте из «Секонда».
— Да. Вчера разговаривали. Он сказал, что ты всё поняла и можешь помочь. Ты же сильная и разумная.
Вера Васильевна вошла, как на свою дачу, и принялась разуваться.
— Артём, сними кроссовки, — строго сказала она. — Не будь как отец.
— Мне всё равно, — буркнул мальчик, не снимая наушников.
Наталья стояла, будто застряла во времени — голова крутилась, как барабан в старой стиральной машине.
— Подождите. Что значит — пожить?
— Он подросток. Ему сложно. У нас командировка до осени. Школа здесь рядом. Он будет тихо сидеть в своей комнате. Интернет, игры, порно — прости, — с лёгкой усмешкой сказала Вера Васильевна.
— В смысле — до осени? — тихо спросила Наталья.
— Может, до октября, а может, и до ноября. А там — посмотрим.
— Нет, — сказала Наталья коротко. Точно выстрел.
— Нет. Он тут не будет жить. Я не детдом и не филиал семейного кафе. Я одинокая женщина, которая только что выгнала из дома целый цирк с каскадёрами. И я не готова к сезону номер два.
— Но ты же не бросишь ребёнка?
— Наталья! — Вера Васильевна сняла шарф и посмотрела строго. — Ты хочешь сказать, что тебе плевать на судьбу парня? Он же сын твоего мужа!
— Бывшего. Уже в процессе развода. Знаете, я с таким предложением к вам не ходила. Может, и вы не будете вешать на меня чужие драмы?
В этот момент заговорил Артём.
— Да не надо меня никуда тащить. Я пойду. Я вообще не хочу видеть этого дебила. Ни его, ни вас. Достали все. Лучше к бабке на дачу — там хоть вай-фай нет, и ору только я.
Он развернулся и ушёл, не попрощавшись.
Вера Васильевна побежала за ним, но в дверях повернулась.
— Ты жестокая. Виктор говорил, ты изменилась.
— Да, — спокойно ответила Наталья. — Я просто вспомнила, что у меня есть предел.
Она захлопнула дверь без злобы и без гнева. Просто с чувством, с этим тихим чувством, что всё — по-настоящему.
Потом села, открыла ноутбук и написала заявление на развод. Без пафоса, просто: «в связи с утратой доверия, отсутствием уважения и вмешательством в личное пространство». Отправила. И впервые за два года выпила бокал вина, не думая о том, кто скажет, что она слишком расслабилась.
В ту ночь Наталья не плакала. Не звонила подругам. Не строчила гневных постов. Она просто лежала, слушала, как капает вода в ванной, и вдруг поняла — это капает ей, не кому-то другому. Что этот дом — её дом. Эта жизнь — её жизнь. И она наконец одна в ней. И от этого — спокойно.
Больше никто не разбрасывает носки. Не перекладывает банки по «своему». Не объясняет, как «по-семейному».
И да, иногда она скучала. По Вите. По его шутливому «Натаха, где мой ремень?». По тому, каким он был в самом начале. Но и она была другой. Наивной, терпеливой — как старая мебель, крепкая, но молчаливая.
Теперь она была собой.
