— Я встаю в шесть. Работаю удалённо. Кофе — это минимум, что помогает не закричать, — сказала Юля, открывая банку.
— Работаешь? О, да, «удалённо». Удалённо от плиты, удалённо от мужа, удалённо от обязанностей…
— Вы репетировали это?
— Свои шпильки. Или у вас в тетради списочек? “Юля. Кофе. Пинок. Юля. Пыль на полке. Пинок”. Всё по графику?
— Ты хамишь, девочка. Очень по-модному, я бы сказала. А муж твой — мой сын, между прочим — сидит без работы. Тебе бы подумать, как поддержать его, а не обижаться.
— Поддержать?! — Юля поставила чашку на стол. — Я его кормлю. Я за него работаю. Я ночами не сплю, потому что вас слышно через стенку, когда вы шепчетесь, как избавиться от меня. А вы что? Вы кричите, что у меня голос раздражающий. Что я огурцы режу не так. Что кофе в полвосьмого — это вызов мировой стабильности!
Надежда Петровна прищурилась. — Вот она, благодарность. Вот она — современная невестка. Сиди-ка ты у себя, раз такая гордая. И не зуди мне тут с утра.
Юля вернулась в комнату, села на кровать. Сергей лежал под одеялом.
— Всё слышу, Юль. Но ты же знаешь маму…
— Да. Знаю. И теперь всё лучше и лучше. Она замолчала. В голове стояла одна мысль: она не выживет в этом доме.
И вдруг — звонок. Юля взяла трубку.
— Да, Игорь Павлович… Да, получила ваши правки. Всё доделаю до вечера. Спасибо вам. Да, очень выручают эти проекты…
Она улыбнулась. Хоть кто-то с ней разговаривал, как с человеком. Не как с невесткой. Не как с проблемой. Как с Юлей.
— Кто это был? — Сергей приподнялся на локтях. — Редактор. Работа.
— Опять? А может, ты бы отдохнула? Вон, мама переживает, что ты всё время за ноутбуком…
Она повернулась к нему.
— Скажи честно. Тебе удобно, что я работаю, а ты сидишь без дела?
— Или ты ждёшь, пока мама меня выгонит, чтобы всё стало, как раньше? Твоя комната, твои котлеты, твоя мама — и ни одной лишней интонации?
Он отвернулся. — Давай не сейчас, Юль.
— А когда, Серёж? Когда я соберу чемодан?
Она не плакала. Пока. Но внутри уже всё крошилось.
— Да я просто не понимаю, зачем она опять полезла в наш шкаф? — Юля металась по комнате, бросая бельё в ящик с такой силой, будто каждая футболка — это граната. — Это что вообще было?! «Разбираю ваши вещи, чтобы в порядок привести»! У нас с тобой что, свинарник?
Сергей молчал. Он вообще в последнее время предпочитал молчать: безопаснее. Молчание — его броня. Только вот Юля чувствовала себя в этом молчании как в бетонном мешке.
— Ты слышал, что она нашла? — не унималась Юля. — Мои дневники! Мои! И открыла! Читала, как вслух на суде! Притом мне в глаза. «А что это за записи про «засыпаю в чужом доме»? Это ты про мой, что ли?» — передразнила она с ледяной точностью.
Сергей поморщился. — Ну она же мать, Юль. Её просто волнует…
— Мать?! — Юля резко повернулась. — Моя мама так себя не ведёт. И никогда не вела. А твоя — это какой-то КГБ в халате.
— Ну чего ты сразу…
— А ты что?! Что ты ей сказал? Снова «мама, не нервничай, она просто устала»?
Сергей встал с кровати. — Юль, я между двух огней, понимаешь? У меня работы нет, я чувствую себя… никем. А ты постоянно давишь. Кричишь. Претензии. Упрёки. Я тоже не железный.
— А я? — Юля подошла вплотную. — А я, по-твоему, железная? Я целыми днями в ноутбуке, чтобы мы могли хоть за интернет заплатить, пока вы тут с мамочкой варите суп на её пенсию и моём терпении.
— Ну ты же знала, куда едешь…
— Я ехала к тебе, а не в казарму имени Надежды Петровны.
И в этот момент — резко, неожиданно — дверь распахнулась.
