— К новому адвокату, — усмехнулась Елена. — Первый уже морально пострадал.
Смех прервался, когда она увидела знакомый силуэт у подъезда. Дмитрий. В старой куртке, с двумя пакетами из «Пятёрочки». Рядом — Ольга Петровна. Без пакетов. Но с лицом, как будто несёт гроб, в котором лежит её авторитет.
— Я просто вещи вернуть, — сказал он, будто оправдывался заранее. — Ну и чайник.
— Мама говорит, он её. Она его в «Эльдорадо» покупала по акции, когда ещё только…
— Когда ты умел говорить «нет»? — перебила его Елена. — Знаю. Великий день.
Она не пустила их в дом. Пакеты взяла. Чайник поставила на коврик и захлопнула дверь.
Они постояли с минуту. Потом ушли.
На кухне было тихо. Новая тишина. Та, в которой слышно всё: как тик-так у холодильника, как воздух гуляет в вытяжке. И как растёт внутри что-то похожее на покой.
Елена пила кофе. Сильный, без сахара. Такой же, каким она раньше угощала Дмитрия в первые месяцы брака. Когда он ещё умел смеяться. До того, как вошла в их жизнь его мама с фразой: «Я ничего не навязываю, просто по-своему знаю, как правильно».
Раздался звонок в дверь. Она уже знала, кто. Но не открыла сразу. Пусть постоит. Может, подумает. Хотя нет, он не думает. Он — терпит. И сдувается.
— Лена, пожалуйста, открой, — голос был тихим. — Я просто поговорить. Без мамы. Я ей сказал остаться внизу.
Она открыла. Но в дверях не было Дмитрия. Там стояла… Ольга Петровна.
— Я понимаю, ты меня ненавидишь, — сказала она, сжимая сумку, как бронежилет. — Но ты его сломала. Он теперь как пёс — хвост между ног, и всё. С работы ушёл. Спит днём. Не ест ничего. И я подумала… может быть… может, ты передумаешь.
— Я? Передумаю? — Елена рассмеялась. Настоящим, свободным смехом. — А вы? Вы когда-нибудь думали?
— Я просто хотела как лучше! Я не хотела, чтобы он страдал! Вы же семья!
— Нет, — спокойно сказала Елена. — Мы были семьёй. Пока вы не решили, что это ваша война. И знаете что? Вы победили. Можете забирать его полностью. Даже с этой трещиной на подбородке, с ипотекой и с вашей машиной.
Она захлопнула дверь.
Больше никто не приходил.
Пенсионный фонд прислал письмо: «Уточнение персональных данных». Обычная ерунда, но в очереди в отделении Елена услышала, как одна женщина шепчет другой: «Это она, что мужа выгнала. Говорят, он в Приморье уехал к какому-то другу строить баню».
Елена улыбнулась. Она теперь часто улыбалась. Как-то свободнее. Без дрожи в подбородке.
Работу не меняла — всё та же бухгалтерия, всё те же «девочки» и Серёга из IT, который однажды спросил: — А если я в кафе позову — вы в суд не подадите?
— Только если с кофе — нет, — ответила она.
Весной Елена переехала. Маленькая двухкомнатная в новостройке на окраине. Сама выбрала, сама оформила. Без чьей-то «маминых» советов. Кухня — прямая, без угловых выкрутасов. Сковородки — свои. И тишина — такая, как она любит.
Однажды, проходя мимо зеркала, она заметила, как изменилась. Глаза спокойные. Спина прямая. И даже седина на виске — будто не возраст, а знак отличия.
— Ну здравствуй, Елена, — сказала она себе. — Как давно не виделись.
Вечером позвонил курьер. Привёз документы — финальное решение суда. Машину вернули. Половина квартиры теперь официально её. Развод — тоже.
Вместе с документами был небольшой бонус. Бумажка с надписью: «Всё ещё люблю тебя. Прости». Рукописная. Не подписанная.
Елена достала зажигалку, которую держала для свечей. Бумажка вспыхнула быстро. Как и чувства, на которых она держалась все эти годы.
Она открыла окно. Впустила ветер. И впервые за долгое время дышала — полной грудью.
Свобода не всегда приходит с аплодисментами. Иногда она просто садится на табуретку и говорит: «Ну что, начнём?»
