Неужели любовь способна сломать и предать?
4.3к.
Время расплаты за слепую преданность, как всегда, настало.
156
Как же легко потерять всё ради иллюзии удачи!
1.5к.
Как пережить потерю, когда предательство оборачивается
2.1к.
Как трудно разрывать цепи подыгрывающей доброты, когда
4.2к.
Твоя семья — это твоя тирания.
154
Как можно простить ту, кто не была матерью?
119
Как сложно принять, что жизнь сама решает, что именно
274
— Лена, ты не психуй сразу, — голос Сергея по телефону был тягучим, как разогретый мёд. Таким он всегда становился, когда он собирался сказать что-то, от чего хотелось лезть на стену.
Елена стояла у плиты и помешивала суп. Суп был из разряда «быстренько перекусить, пока совещание не началось», а не «уютный семейный ужин». Впрочем, последние пару лет вообще всё было «быстренько» — особенно её терпение.
— Не психуй? — она бросила ложку в раковину, обрызгав край халата. — Я ещё даже не знаю, что ты сейчас скажешь, а мне уже хочется разнести этот телефон в щепки. Ну?
— Кирилл… в общем, у него проблемы.
— Угу. Какой внезапный поворот! — Елена зажмурилась. — Угадаю. Он опять остался без работы, девушка выгнала, и он теперь как кочевник с пакетом из "Магнита", ищет, где бы свить гнёздышко?
— Ну… что-то типа того, — голос мужа стал виновато-бархатным. — Он сейчас у мамы, но ты же знаешь, у неё сердце...
— И язык. Язык у неё куда острее, чем у стоматолога с похмелья, — процедила Елена и вытерла руки полотенцем, будто пыталась стереть с себя этот разговор. — Сергей, нет. Просто нет. Даже не начинай.
— Я СЛУШАЮ. Каждый раз. И каждый раз этот… этот "гений" обещает «встать на ноги», «всё изменить», «начать с чистого листа». У него уже целый блокнот этих чистых листов, только он на них даже буквы не пишет. Максимум — крошки от сухариков оставляет.
— Он твой деверь, — мягко сказал Сергей.
— А ты мой муж. Был, по крайней мере, до этого разговора. Знаешь, я не выходила замуж за твою семейную коммуну с лозунгом «поможем бездарю вместе». У меня, между прочим, работа. Ответственная. Люди от меня зависят. И я не могу ходить по дому и бояться, что Кирилл опять разлил пиво на мой ноутбук.
Сергей замолчал. Это была его фирменная пауза. Он думал, что если молчать, женщина сама всё решит, и лучше для него.
— Ты ведь понимаешь, ему сейчас очень тяжело… — наконец выдохнул он.
— А мне легко, да? Мне не тяжело жить с ощущением, что в собственной квартире я как в проходном дворе? Где каждый может зайти, пожить, выпить, потупить в телек и наобещать, как он «завтра идёт на собеседование»?
— Лена, это временно. Совсем чуть-чуть.
— Как его «временно» в прошлый раз? Девять месяцев, Сергей. Девять. Я почти выносила его, только родов не было. Вышвырнули — и опять по кругу?
Ага. Вот и корень. Мама. Валентина Петровна. Женщина с лицом коменданта и интонацией, от которой у собеседников начиналась изжога.
— Конечно. А мама не хочет его себе насовсем? Скажи ей, что я разрешаю. Пусть он ест её котлеты, лежит на её диване и обещает пойти в Яндекс.Такси водителем уже с понедельника.
Сергей вздохнул. Сильно. Драматично. Так, как будто это он каждый вечер вёл корпоративный отчёт, а не гонялся за акциями на диване.
— Лена, у тебя каменное сердце.
— Зато оно не растекается, как желе, при каждом нытье твоего брата, — резко ответила она. — И вообще, у меня Zoom через пять минут. Надо сделать вид, что в доме нет драмы.
Она закончила разговор, не дожидаясь ответа. Бросила телефон на диван, села за стол и тупо смотрела в кружку с холодным кофе. Он тоже остывал от этого разговора — как и она сама.
Вечером всё повторилось. (продолжение в статье)
– Ольга, родная, спаси! Меня снова уволили! – голос Сергея звучал как-то сдавленно, но вместе с тем напористо.
Ольга Васильевна, сжимая трубку, устало опустилась на кухонный стул. Перед глазами стояла недопитая кружка чая, но вдруг она показалась ей такой же пустой, как и её собственное терпение.
– Сергей, да как же так? Вроде ведь на новом месте устроился! – стараясь сохранить спокойствие, но внутренне напрягаясь, спросила она.
– Оля, да что ты мне сейчас про это! Начальство – звери, людей вообще за людей не держат. У меня даже на квартиру теперь нет, представляешь?! Арендодатель к вечеру придёт – выселит! – на том конце провода голос брата сорвался, будто добавляя драматизма ситуации.
– Так, Серёжа, не горячись. Сколько нужно? – слова слетели с языка, как всегда. Она уже знала, что разговор пойдёт не о сотнях.
– Ну, тысяч двадцать, чтобы долг покрыть и на первое время. Потом, как только устроюсь…
«Потом». Это слово Ольга Васильевна слышала слишком часто. Она машинально кивнула, хотя Сергей её не видел.
– Переведу. Только постарайся…
Но он уже не слушал, радостно поблагодарив и бросив трубку.
В комнату заглянул Антон. Лицо его выражало смесь раздражения и настороженности.
– Мама, это он опять? – спросил он, засовывая руки в карманы брюк.
– Антошенька, не начинай. У Серёжи трудности. Надо помочь, – отмахнулась Ольга.
– Сколько на этот раз? – голос сына прозвучал ровно, но за этим стояла волна негодования. – Мам, ты сама-то когда собираешься остановиться? У тебя и так денег «кот наплакал». А он только и делает, что сидит на твоей шее!
Ольга Васильевна тяжело вздохнула. Антон всегда был прямолинейным. Его слова часто били в самое больное место, но она знала, что сын говорит правду.
– Антон, ну это же временно, – тихо начала она, опуская глаза. – Мы семья, должны друг другу помогать.
– «Мы семья», – передразнил он. – А он, значит, ничего не должен? Только брать, пока ты себе в ремонте отказываешь, еду попроще покупаешь?
– Я не об этом сейчас! – повысила голос Ольга. – Сергей в сложной ситуации, а ты ещё масло в огонь подливаешь!
Антон покачал головой и достал телефон.
– Вот. Сколько там надо? Я переведу. Но знай: это последний раз. Если он ещё хоть раз попросит…
– Не надо, Антон! Я сама разберусь! – Ольга резко поднялась. – Это моё дело.
Сын молча развернулся и вышел, а Ольга, тяжело вздохнув, снова посмотрела на телефон. Её пальцы нерешительно зависли над кнопками перевода. Она не могла не помочь брату – даже сейчас, понимая, что это отнимает у неё больше, чем деньги.
Когда вечером зашла соседка Галина, Ольга лишь коротко махнула рукой в сторону стола с недоеденным ужином.
– Что такое, Олечка? Опять этот ваш Серёжа? – участливо спросила Галина, усаживаясь напротив. (продолжение в статье)
«Ты должна отдать свою премию моему старшему сыну!» – свекровь смотрела на меня так, будто это было само собой разумеющимся. Я растерялась. Неужели она серьёзно?»
– Простите, Вера Николаевна, но почему я должна это делать? – я старалась говорить вежливо, но голос невольно дрогнул.
Свекровь тяжело вздохнула, как будто объясняла очевидные вещи упрямому ребёнку:
– Вадиму сейчас тяжело. Он без работы, долги копятся, а ты тут деньги на ветер пускать собралась!
Я украдкой взглянула на мужа. Николай сидел с напряжённым лицом, явно не зная, как реагировать.
– Но… – начала я, но свекровь перебила:
– Ты же женщина! Для тебя деньги – не главное, а вот Вадиму срочно нужна помощь! Ты же не хочешь, чтобы он совсем пропал?
Я сжала кулаки под столом. Значит, раз я женщина, значит, мои труды ничего не стоят? Раз я заработала эти деньги, значит, могу их просто так отдать?
– Вера Николаевна, – я подняла глаза и посмотрела прямо в её недовольное лицо. – Это моя премия. Я честно её заработала. И никому ничего не должна.
Наступила тишина. Свекровь сузила глаза.
– Значит, ты жадина? – прошипела она. – Вот как! Ну что ж, посмотрим, как ты запоёшь, когда помощь понадобится тебе…
Свекровь смотрела на меня так, будто я совершила страшный грех. Я чувствовала, как внутри нарастает возмущение, но старалась держать себя в руках.
– Вера Николаевна, – я выдохнула, – я работала над этим проектом три месяца. Без выходных, с переработками. Это моя премия, и я не понимаю, почему должна её кому-то отдавать.
Свекровь громко фыркнула. (продолжение в статье)